Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов

Я нахожу предположение это еще тем более полезным, что таковой редут послужить может опорным пунктом для дальнейших действий к овладению английскими батареями между Килен– и Лабораторной балками…»

26 февраля (10 марта) все орудия бастионов Корнилова, 2-го и 3-го, могшие принять участие в обороне Зеленой горы, были на нее направлены полковником Тотлебеном; в сумерки произведена им же, под прикрытием секретов, разбивка укрепления в 315 саженях впереди Малахова кургана, а постройка его поручена штабс-капитану Сахарову.

Укрепление должно было обстреливать не только впередилежащую местность между Килен-балкой и Доковым оврагом, но и подступы французов за Килен-балкой и англичан впереди 3-го бастиона, и потому признано выгодным устроить это укрепление в виде отрезного реданта[138], открытого с горжи, которого передний фас имел длины 27 сажен, левый – 40, а правый – 50 сажен.

К ночи пришли на работу три батальона Якутского полка, которые, пользуясь оплошностью неприятеля, заметившего новую постройку не прежде рассвета, сложили бруствер из находившихся вблизи камней и углубили рвы и внутренность укрепления настолько, что можно было днем продолжать работу. В следующую ночь был наряжен на смену Якутским батальонам Камчатский полк, от чего вновь сооруженный люнет получил название Камчатского (французы называли его: «Ouvrage du mamelon vert»).

28 февраля (12 марта) союзники открыли огонь из шести орудий по Камчатскому люнету, но, несмотря на то, работы в нем продолжались весь день. Утром замечено было, что неприятель заложил в ночи новую траншею по направлению к Доковой балке. Чтобы помешать этой работе, по распоряжению контр-адмирала Панфилова была произведена в ночи на 1 (13) марта вылазка лейтенантами Бирилевым и Астаповым и мичманом Макшеевым с 80 охотниками из матросов, под прикрытием 60 штуцерных Охотского полка. Наши охотники ворвались в траншею и принесли на 3-й бастион более ста совершенно годных туров. Потери с нашей стороны не было. […]

Сооружение Камчатского люнета заставило французов немедленно приступить к осадным работам на высотах против Зеленой горы. Начальник французских инженеров генерал Бизо предложил штурмовать наш люнет в ночи на 1 (13) марта, но генерал Канробер, после неудачного покушения овладеть Селенгинским редутом, потерял охоту к решительным предприятиям и предпочел подвигаться вперед шаг за шагом.

С этою целью первая параллель атаки Виктории, назначенная для соединения французских работ с английскими, была заложена в ту же ночь, в расстоянии от Камчатского люнета на левом фланге около 225, а на правом около 350 сажен. Успеху этой работы способствовало то, что люнет еще не был вооружен артиллерией, и потому не мог обстреливать картечью впередилежащую местность.

Чтобы замедлить последующие подступы неприятеля, были заложены ложементы в расстоянии ста сажен от его параллели и в полутораста от люнета; а для поддержания их предпринято устройство второй линии ложементов, на половинном расстоянии (около 75 саж.) от люнета. […]

2 (14) марта помощник начальника гарнизона, вице-адмирал Нахимов, вступил в должность командира Севастопольского порта и военного губернатора города Севастополя. […] 4 (16) марта назначены: начальником всех войск на Корабельной стороне и на передовой позиции левого фланга – генерал-лейтенант Хрулев, комендантом Камчатского люнета – капитан-лейтенант Сенявин, а Волынского редута – лейтенант Креммер.

Неприятель, имея в виду снова атаковать, в ночи с 5 (17) на 6 (18) марта, ложементы впереди Камчатского люнета, назначил для этого более значительные силы, вероятно предполагая в случае успеха атаки штурмовать люнет. Полковник Весье, которому было поручено произвести предварительное обозрение нашей позиции, в сумерки 5-го (17-го) пал, смертельно пораженный пулею. Вслед за тем французские батареи открыли сильный огонь по люнету, а стрелки по ложементам.

После пальбы, продолжавшейся с четверть часа, две роты 3-го полка зуавов, поддержанные остальными ротами того же полка, 86-м линейным полком и 4-м стрелковым батальоном, кинулись на ложементы и выбили из них прикрытие от Якутского полка. Но полковник Свищевский, выйдя из люнета с тремя ротами волынцев, ударил в штыки и заставил французов отступить в их параллель. Неприятель, снова устроившись, открыл батальный огонь по ложементам.

Зуавы вторично кинулись вперед, но были опрокинуты батальоном Якутского и двумя ротами Томского полка, вышедшими из люнета, под начальством полковника Бялого, и потеряли до 50 человек убитыми и десять пленными, в числе которых был один офицер. Наши войска преследовали неприятеля по пятам и ворвались в его траншею, где, несмотря на прибытие в помощь зуавам 2-го стрелкового батальона, истребили множество французов и только лишь по приказанию генерал-лейтенанта Хрулева были выведены из жаркого рукопашного боя и отошли в ложементы.

С нашей стороны в этом деле убито 15 нижних чинов; ранено и контужено 5 офицеров и 150 нижних чинов. Со стороны французов убит капитан зуавов Буа и ранены, большей частью смертельно, 7 офицеров; о числе нижних чинов, выбывших у неприятеля из строя, нет достоверных сведений.

7 (19) марта не стало доблестного защитника Малахова кургана – Истомина. Он погиб в то время, когда возвращался на бастион Корнилова с Камчатского люнета, по гребню траншеи; по сторонам его шли комендант люнета Сенявин и инженерный офицер Чистяков. «Ваше превосходительство, сойдите в траншею, тут очень опасно», – сказал ему Сенявин. «Э, батюшка, все равно, от ядра не спрячешься», – отвечал Истомин.

В это мгновение ядро оторвало ему голову, контузив Сенявина и ударив Чистякова в голову костями черепа адмирала. Истомин был достойным членом семьи черноморских моряков, возросшей и преисполнившейся духом бесстрашия под руководством Лазарева. Поступив на Малахов курган, Истомин заботился о нем и берег его, как прежде берег свой корабль «Париж». С самого начала осады он не раздевался, спал весьма мало и в последние дни свои, постоянно находясь в нервическом раздражении, принимал мускус, чтобы поддержать физические силы свои.

Благодаря его неусыпной деятельности, Малахов курган стал отдельной сильной крепостью. Чувство долга поселило в Истомине совершенное равнодушие к смерти. Когда многие храбрые, испытанные сослуживцы адмирала изъявляли удивление его необыкновенной отваге, он повторял: «А я удивляюсь вашему удивлению. Я и так незаконно живу на свете, мне следовало быть убитым в первую бомбардировку. Почему же не играть мне тем, чем пользуюсь долее срока».

Накануне вечером, когда у него в башне сидел генерал Хрулев и собралось несколько офицеров, пришел какой-то ластовой офицер с жалобой, что его не произвели в поручики, между тем как младший в чине был удостоен этой награды за дело, в коем меньше его принимал участие. Когда он ушел, Истомин, обратясь к своим гостям, сказал: «Странно, какое время теперь, а он хочет поручичьего чина! Ну, не все ли равно умереть – поручиком или подпоручиком? Я, например, убежден, что не выйду жив отсюда, и мне решительно все равно – генералом ли меня убили бы, или поручиком».