Смытые волной - Ольга Приходченко

– Никак не выберемся с женой в Одессу, а так хочется. Сколько о ней наслышаны. Давайте я вас со своей супругой познакомлю. Она, между прочим, руководит довольно крупным предприятием. Мечтает вас увидеть.

Я испытывала радость от общения с этим человеком. Он предложил как-нибудь посидеть в кафе или ресторане после работы.

– Только вместе с вашей женой, – парировала я, меняя тему на анекдотичную. – «Смотрите, какой у вас красивый муж. – Вы еще моего любовника не видели!» «Объявление в газете: ищу мужчину для создания семьи. – Звонок по телефону: я готов, давайте встретимся на углу Пушкинской и Малой Арнаутской! – Чудесно. Чтобы я вас узнала, держите в руках норковую шубу. У меня сорок восьмой размер». Или еще: «Чтобы погасить супружеский долг мужа, перезаняла у соседа».

– Последний я рассказывать жене не стану, – лукаво посмеивался он.

Мы молча прошли одну остановку, потом вторую, затем решили прогуляться по бульварам. Московские ничуть не уступали парижским, воспетым Ивом Монтаном, какими я видела их в кино.

– Оленька, чувствуете, как уже пахнет весной?

Почувствовать в Москве в начале марта при таком зусмане весну – нужно обладать уж очень богатым воображением или быть, как мальчишка, влюбленным. Воронцов крепко держал меня под руку. Краешком глаза я наблюдала, как он раскраснелся, напыжился, счастьем светятся глаза. Почему меня магнитом притягивает к таким мужчинам? Мне с ними интересно, они не лезут с пошлыми предложениями, они как опора для меня – и на работе, и в обыденной жизни, и я всегда хочу, чтобы они были моими друзьями.

– Мы пришли, вот моя парадная.

– Это у вас в Одессе и в Ленинграде так говорят: парадная, а у нас – подъезд.

Воронцов изловчился, чмокнул меня в щечку, на прощание помахав еще рукой, и пошел в сторону метро. А я быстро нырнула в парадную, ой, извините, в подъезд, и, поднимаясь в лифте на пятый этаж, смеялась. Еще кавалера на тридцать лет старше у меня не было. Самой большой разницей в возрасте со мной был капитан.

Елки-палки, отчего я опять вспоминаю его, как будто бы только вчера расстались. Я смотрела на сияющие кремлевские звезды, ярко горящие на фоне темного морозного неба, и в отражении оконного стекла четко увидела эти стального цвета глаза, эти мягкие пепельные волосы, улыбающийся рот с тонкими жесткими сжатыми губами и поблескивающей сбоку золотой фиксой. Столько лет прошло, а моя память не может или не хочет стереть напрочь черты этого человека, забыть его взгляд, голос, смех – все забыть. Неужели я навсегда заложница этих воспоминаний?

Дома я пока одна. Миша укатил в очередную командировку. Свекровь на работе, раньше двенадцати не придет. Хорошо, что завтра выходной. Можно выспаться, не спеша в свое удовольствие позавтракать. А вообще я запланировала поход по магазинам.

Здесь в Москве такая странная жизнь, сложно привыкнуть. Я по одесской привычке, прежде чем ехать на нашу знаменитую на весь Союз толкучку на седьмом километре или обращаться к спекулянтке, всегда знала, что мне нужно, что я хочу купить, сколько это может стоить хотя бы приблизительно. В Москве же я постоянно попадаю в идиотскую ситуацию. Запланируешь, что тебе надо приобрести, а покупаешь то, что «выбрасывают» на прилавок. Поддаешься ажиотажу, выстаиваешь безумную очередь, хватаешь совершенно не нужную тебе вещь. Охватывает счастье, что она тебе досталась, и только потом, когда включаются мозги, понимаешь, что эта вещь тебе совершенно не нужна. Ты ее никогда не наденешь, она не сочетается с твоими другими вещами, и зачем ты ее купила, непонятно. В отчаянье отправляю ее своей сестре в подарок, но и ей, оказывается, этот подарок ни к чему. Сестрица даже сострила. В ответ прислала мне альбом Херлуфа Бидструпа с его известными карикатурами. Он здорово воспроизвел в них, как женщины бьются за какую-то ткань и победительница выползает из беснующейся толпы с отвоеванным куском материи в совершенно непотребном виде, с синюшным фингалом под глазом, в порванном платье и оголенной грудью. Каждый раз я даю себе зарок не совершать подобных глупостей и опять наступаю на все те же грабли. Инстинкт срабатывает, наверное, все-таки хоть немного, но женское начало во мне заложено. Хотя на работе, когда завожусь, в это бывает сложно поверить.

Сегодня нужно подъехать за продуктовым заказом на Ленинский проспект, в гастроном на площади Гагарина. Этот район я уже освоила, туда удобно ехать на 33-м троллейбусе, его конечная остановка напротив нашей парадной, фу ты черт, опять нашего подъезда. Народу почти нет, витрин с товаром тоже. Я предъявила свои талоны, и мне выдали прейскурант на несколько вариантов наборов. Оказалось, что в этом магазине отоваривалось чуть ли не все торговое начальство города. Я когда прочла ассортимент рыбного заказа, подумала, что это шутка. Потом изучила ассортимент мясного заказа и кондитерского, а еще дополнительно бери сколько хочешь винтовой водки, лучших вин, коньяков.

От радости, смешанной с удивлением, выпалила: беру все. Кошелек опустошился полностью, осталась пара рублей на такси. Мне вручили три громадные картонные коробки, неподъемные по весу, и, в придачу, отдельно сеточку с прикупленными по случаю четырьмя бутылками дефицитной водки. По одной коробке я выволокла их на улицу. Такси в Москве это отдельная песня. Битый час торчала у края мостовой, и ни одна машина так и не остановилась. Пришлось тем же методом, по очереди перетаскивать коробки к троллейбусной остановке. Кто бы помог их теперь поднять на заднюю площадку. Желающих не нашлось. Пришлось самой, любимый волейбол выручил, руки все-таки не одряхлели, хотя давно забросила тренировки.

Слава богу, заработал лифт, его временно отключали на профилактику. Когда я уже буквально ногами заталкивала в квартиру свой заказ, пришла на обед свекровь. Я ей предоставила право распихивать дефициты по местам. На ее лице застыла маска удивления, как у меня в магазине.

– Оля, этого даже в столовке у старых большевиков нет, а там кремлевские заказы.

У нас с Сонечкой сложились довольно забавные отношения. Я пыталась поначалу обращаться к ней по имени-отчеству. Она несколько раз меня останавливала: чересчур официально, будь ближе к народу. Называть ее, как иногда сынок шутливо – Сонька, было тоже неловко, хотя однажды, когда мы сидели на кухне и о чем-то болтали, она позволила. Все равно неудобно, и я просто выкала. В конце концов, сошлись на ласковом – Сонечка. Если откровенно, обращение «Сонька» мне резало слух, конечно, больше нравилось, когда Миша называл ее мамой, как сегодня утром.

– Мама, – кричал он из ванной, – принеси мне чистое белье и приготовь пару на завтра. Да, и рубашку потемнее, теплые носки, я в командировку на недельку лечу.

Черт возьми, опять командировка, а ведь он обещал в следующие выходные съездить в Сокольники, покататься на лыжах. Правда, меня на каток «Люкс» в Лужниках, он уже сводил. Да так, что вовек не забуду. Мне очень хотелось попробовать, я ведь ни разу еще на коньках не стояла. Миша каждое воскресенье туда, как на работу, у них там днем компания собиралась большая, московский бомонд, почти все друг друга знали, летом они все на неведомом мне пока третьем пляже в Серебряном бору пропадали, а зимой на «Люксе» с самого его открытия.