Выбор алианы - Валерия Чернованова

Будь на моем месте настоящая Фьярра, наверняка бы умирала от страха. Я же умирала от желания. Желания быть с ним, чувствовать его внутри себя.

– Я знаю. – Переступив через упокоенную с миром ночнушку, потянулась к любимому, скользнула подушечками пальцев по тугой шнуровке на брюках. И, пока боролась с перекрестьем кожаных тесемок, чувствовала, как напряжение дракона становится… кхм, еще больше.

Хотя куда уж больше.

Подалась к нему, шепча в губы, дразня и лаская, как прежде дразнил меня:

– Хочу твою силу. Хочу тебя. Всего. До конца.

Глухой рык, и меня опрокинули на кровать. Мгновения, пока его не было рядом – вечность. А тяжесть сильного мужского тела, накрывшего мое, – долгожданная награда за смиренное терпение. От поцелуев, беспорядочных, опаляющих, жадных, сознание готово было расстаться с телом. Просто потому что ему там уже было тесно.

Всхлипнула, выгнулась от жгучего, жалящего прикосновения к точке, где собралось все мое напряжение. Чувствуя, как от нее по всему телу стрелами разлетается ни с чем не сравнимое наслаждение. Снова и снова, заставляя сжимать в кулаках простыни, метаться и шептать. Что – и сама не понимала. Захлебывалась собственным дыханием, с головой ныряя в новые, неизведанные ощущения. Как будто и правда впервые оказалась наедине с мужчиной.

Невероятно яркие, невыносимо сладкие.

Невозможно чувствовать так остро. Каждым нервом, каждой своей клеткой.

– Скальде, прошу… – всхлипнула, выдохнула, сама не зная, о чем умоляю.

Но точно знала, чего хочу.

Его. Его одного.

– Еще? – низкий, грудной шепот и медленное движение пальцев по кругу, от которого мутнеет рассудок.

С губ сорвался не то стон, не то вздох, когда он подался ко мне, вперед, переплетая наши пальцы. Лаская поцелуем, неразборчивым шепотом шею, нежную кожу за ушком. Вжимая меня в простыни, в себя и при этом прикусывая ставшую такой чувствительной мочку.

Легкая боль от укуса смешалась с болью иного рода, как будто внутри меня лопнула туго натянутая струна. Медленное, осторожное движение, заставившее напрячься всем телом. Долгий взгляд; глаза в глаза. Поцелуй, полный чувственной нежности. Успокаивающий, глубокий, от которого невозможно не растаять. Плавное скольжение внутри. Стирающее боль, оставляющее после себя сладостное, упоительное ощущение единения. Постепенно нарастающего наслаждения, что теперь дарили мне движения его тела.

– Еще, – запоздалый ответ на сводящий с ума вопрос.

Приникла к тальдену, стремясь стать продолжением своего мужчины, сливаясь с ним в едином ритме. Сначала томительно медленном, потом, когда в голове не осталось ни одной мысли, только желание еще глубже вобрать его в себя, – умопомрачительно быстром.

Выгибаясь в сильных руках, я выпивала каждый хриплый вздох, взамен отдавая стоны, всхлипы удовольствия. И крик, вырвавшийся из груди, схлестнувшийся с почти что звериным рыком, когда он следом за мной поднялся к небу. А может, сорвался в бездну. В ничто и никуда.

Где было место только для него и для меня.

* * *

Ему было мало этой девочки. Мало часов, проведенных наедине с нею. Рядом с Фьяррой те сжимались в мгновения, яркие и быстротечные. В которые хотелось вернуться снова, задержаться в этой ночи. Созданной только для них двоих.

Жаль, он не мог превратить в лед время.

Скальде было мало ее поцелуев. Жарких всхлипов, робких стонов, в тщетной попытке сдержать которые алиана искусала себе все губы. Целуя их, невозможно было не пьянеть. Он хмелел от запаха нежной кожи, от ее вкуса.

Ему было мало этой светлой красавицы.

Его Фьярры.

Представлять, что княжна Лунной долины когда-нибудь будет принадлежать другому, – тальден не знал более изощренной пытки. Мысль эта причиняла почти физическую боль. Он усадил по правую от себя руку девушку, которая могла подарить спасение всему императорскому роду. И, находясь рядом с ней, весь день думал только о том, что кто-то другой проведет жизнь с эсселин Сольвер.

Драконы не имеют права на слабость. Правящие – тем более. Но сегодня он позволил себе быть слабаком. Не смог отпустить Фьярру и назвать нелюбимую своей ари.

Весь день тальдены стервятниками кружили вокруг князя, выпрашивая для себя алиану. Заискивающе улыбаясь, Ритерх разбрасывался обещаниями, выискивая наиболее выгодную для дочери, а скорее для самого себя, партию. Князь собирался вручить одному из этих хищников Фьярру, как какой-то подарок или трофей. Красивую безделушку, которая украсит драконий замок.

Наверное, тогда-то Скальде и понял, что в любом случае, спасет Ариэлла род Герхильдов или нет, он все равно останется про́клятым. Проклятием для него станет сама жизнь, в которой не будет девушки с ясными голубыми глазами.

Не воспользуйся алиана правом Йели, и он бы сам ее для себя потребовал! Пусть разум противился тому до последнего и Ледяной боролся до последнего с собой. Не понимая, что в глубине души уже давно все решил. Давно выбрал ее.

Сумасшествие. Наваждение. От которого не было спасения.

И сейчас его златовласое наваждение из последних сил цеплялось за реальность, не желая погружаться в сон. Что-то неразборчиво шепча, Фьярра прижималась к нему всем телом, согревая своим дыханием, лаская своим теплом. А он смотрел на нее, не в силах отвести взгляда.

От своей ари. Теперь уже только его.

Надолго ли? Вопрос, от которого во рту появлялась тошнотворная горечь и на который у Ледяного пока не было ответа.

Упрямая не желала сдаваться, но действие сонных капель оказалось сильнее. Наконец алиана негромко вздохнула, прижалась к мужу теснее, и дальше уже тишину комнаты нарушало только мерное дыхание девушки.

Вот такая, уставшая, умиротворенная, она казалась еще более прекрасной, и он желал ее снова. Снова хотел обладать своей ари. С трудом сдержался, чтобы не пройтись жадной лаской по манящему полукружию бедра. Вместо этого убрал скользнувшую на лицо волнистую прядь, пропустил шелк волос между пальцами и откинул их назад. Чтобы ничто не мешало любоваться спящей красавицей.

Ведь, может статься, он любуется ею в последний раз.

Теперь они связаны. Священным обрядом. Телами. А вскоре их соединит и родовая магия. Призрачные нити силы тянулись от тальдена к его ари, проникали под хрупкую оболочку, сливались с узором вен, голубоватым мерцанием растекаясь под тонкой кожей. Связывали их неразрывными узами.

Неразрывными до тех пор, пока один из них не умрет.

Фьярра должна была уснуть, чтобы для нее эта ночь прошла спокойно. Он не хотел, чтобы она боялась. Не хотел, чтобы ей было больно. В случае, если разорвать связь все же придется.

Больно будет потом. Когда она, проснувшись, узнает, что стала вдовой. Но лучше так, чем новая статуя, появления которой он в любом случае не переживет. Просто не сможет смотреть, как его ари превращается в лед.