Искажение - Вадим Панов

В темноте холодного кладбища Ольгин казался несокрушимой глыбой, массивным надгробием, зачем-то поставленным рядом с могилой пятнадцатилетней девочки. Высокий, больше двух метров ростом, феноменально сильный, он даже сидя на лавочке казался скалой, а уж когда вставал, и вовсе превращался в немыслимого гиганта. В одежде он предпочитал чёрное – короткий плащ, футболка, джинсы и тяжёлые ботинки, на пальцах – чёрные перстни, а на его лицо навсегда легла мрачная печать Великого Полнолуния. И с тех пор как Ольгин взялся сторожить кладбище, хулиганы обходили это место стороной.

Поэтому никто не мешал ему ночи напролёт говорить со своей умершей душой.

– Мне уже не так больно, как раньше, – вздохнул Ольгин, разглядывая белый крест, утопающий в белых цветах. В свежих цветах – он менял их каждый день. – Ты скажешь, что прошло время, и будешь права – время лечит. Но если ты скажешь, что скоро я тебя забуду, то ошибёшься: моё сердце меньше болит, потому что я каждый день рядом с тобой. Я смирился – наверное, но я никогда тебя не забуду, принцесса, и жизнь моя пройдёт здесь…

Он резко замолчал, повернул голову и прищурился, вслушиваясь и вглядываясь во тьму холодного кладбища.

Его внимание привлекли шаги.

Едва слышные, очень осторожные шаги. Приближающиеся… сзади. И слева тоже. Ольгин закрыл глаза, «включил» обострённые чувства и теперь «видел» происходящее со стороны, разглядывал, словно на видео с дрона, «рисуя» картинку тем, что чувствовал. Мягкие шаги очень опытных бойцов. Едва слышный шорох одежды. Едва различимый запах оружейной смазки. И справа шаги…

Его окружают.

«Вот и всё?»

Он не знал, кто пришёл, но сразу понял – зачем. И удивился тому, что они так задержались – за дьяка следовало отомстить много раньше. И улыбнулся фотографии, словно говоря: «Видишь, душа моя, мы скоро окажемся вместе…»

А в следующий миг случились две вещи.

Случились одновременно.

Тот, кто приближался справа, решил, что находится достаточно близко, и выстрелил, целясь Ольгину в голову. А здоровяк вдруг вспомнил, что принцесса, в отличие от него, не соткана из лютой Тьмы Великого Полнолуния, а значит, они вряд ли будут вместе… И дёрнулся, уклоняясь. Но неудачно – пуля резанула по плечу, глубоко вспахав мышцу, не столько ранив, сколько разозлив. Ольгин взревел, кувырком ушёл от следующих выстрелов, на секунду укрылся от врага за могилой, а потом бросился на того, кто приближался слева. Прыгнул с места, с земли: оттолкнулся, взлетел в воздух, выгибаясь в боевую стойку, мягко приземлился, оказавшись в полуметре от опешившего охотника, и рванул его за руку, жёстко ломая сустав. Кладбище огласил дикий вопль. Оборванный через секунду ударом снизу, в подбородок: голова Коротышки резко дёрнулась, а шейные позвонки – хрустнули.

Всё.

Мёртвый охотник ещё стоял на ногах, а Ольгин уже мчался к ограде.

– Держи его! – заорал Сапёр. – Рваный! Слева!!

И бросился следом, костеря себя за то, что взял на дело всего лишь трёх истребителей.

* * *

«А вот это уже интересно, – подумал Иннокентий. Он выпустил две антенны и внимательно принюхивался к событиям. – Очень интересно».

Кросс занял позицию в тени, метрах в пятидесяти от Каменного цеха, и прекрасно ощущал происходящее: слышал каждый выстрел, несмотря на то, что высококлассные глушители «съедали» резкие звуки выстрелов, слышал все шаги истребителей, их тяжёлое дыхание и приглушённые ругательства. На Преображенском шла охота, и толстяк знал, кто жертва. Точнее, кого назначили жертвой. Сам Ольгин так не думал и сумел дать истребителям достойный отпор, о чём свидетельствовал жуткий вопль, только что пролетевший над кладбищем. А поскольку болезненных стонов Иннокентий не услышал, вывод напрашивался сам собой: один охотник или мёртв, или без сознания.

«Неплохо, здоровяк, действительно, неплохо…»

Но что дальше? Если следовать логике, Ольгин должен срочно покинуть кладбище и затеряться в городе. Он побежит к ограде, причём – самым коротким путём, то есть станет предсказуемым…

«Истребители с самого начала оставили ему одно направление, – усмехнулся про себя Кросс. – И кто-то терпеливо ждёт появления цели…»

Иннокентий не знал, хочет ли он помочь Ольгину, не знал, потребуется ли одинокому грешнику помощь, но ноги сами понесли толстяка к ограде – посмотреть, чем закончится охота.

И закончится ли она…

* * *

– Проклятье!

Ольгин перепрыгнул ограду с ходу, заранее перешёл на широкий шаг, взмыл в воздух с толчковой правой, но не взял препятствие, как барьер, без касания, а наступил на верх ограды и только потом соскочил на улицу, выиграв несколько метров.

И именно в этот миг прозвучало разочарованное:

– Проклятье!

Потому что прямо на Ольгина мчался тяжёлый внедорожник, водитель которого уже открыл огонь из короткоствольного автомата. Обострённые чувства помогли Ольгину: он видел пули и мог представить их траекторию. Но не сумел увернуться от всех. И одна пуля порвала многострадальное, уже раненное плечо прежде, чем здоровяк отпрыгнул к ограде. Там он пригнулся, пропуская следующую очередь над собой, прыгнул в сторону и различил за стеной голоса охотников. Они рядом и скоро начнут стрелять… А силы тают, потому что раны тяжелее, чем показалось изначально… Он держится только потому, что родился в Великое Полнолуние и обладает колоссальным запасом сил.

Но этот запас не беспределен.

Ольгин стремительно взял влево, оказался сбоку от машины, чем заставил водителя резко дать по тормозам, тут же прыгнул, наступил на крышу внедорожника, улетел на противоположную сторону улицы и нырнул в ближайший тёмный двор.

– Где он?! – крикнул перебравшийся через ограду Сапёр.

– Туда! – махнул рукой Классик.

– Вызывай подмогу!

Сапёр и Рваный побежали за Ольгиным, а Классик достал телефон.

* * *

Любопытный Иннокентий улыбнулся, пробормотал: «Ищите, ищите, только не надорвитесь…», вернулся к Каменному цеху и осторожно постучал в дверь. В маленьком окне горел свет, изнутри доносилось постукивание молотка, Мастер Скорбных Дел не спал, и Кросс решил кое-что прояснить.

– Привет!

Открывший дверь мужчина был худ, невысок и бледен, с острым, словно у мыши, носом, который оседлали старые очки в тонкой металлической оправе. Одет в пыльную робу и стоптанные башмаки.

На Иннокентия мужчина смотрел неприветливо, явно зная, кто перед ним, и не испытывая от встречи восторга.

– Привет!

– Я занят, – отрывисто бросил Мастер. – Следующий заказ приму не раньше пятницы.

– Я ещё не умер.

– Вот и радуйся.

Он хотел закрыть дверь, но толстяк просунул в щель ногу и приятно улыбнулся: