Гений - Алексей Слаповский

Колодяжный, знаток людей, понимал, на что давить. Он не предполагал, а был уверен, что совесть у Вени есть, потому что далеко не всякий украинский милиционер согласится везти вражеского полицейского майора, забравшегося на чужую территорию, даже если бы тот ехал не к погибшему сыну, а к помершей родной матери. Вяхирев понимал, чем рисковал. Что, кроме совестливости, его могло побудить? Не деньги же, на такие дела за деньги не идут.

И все же для подстраховки Колодяжный добавил, что гарантирует Вяхиреву, как минимум, жизнь и соблюдение законности.

– Хорошо, скоро буду, – ответил Веня.

Он наскоро пересказал Торопкому содержание разговора, пошел в дом и вернулся одетым в форму, причем, отметил Алексей, с белой рубашкой.

– Я с тобой, – сказал Торопкий.

– Зачем?

– А не нравится мне все это. Какие еще расстрелы без суда, какой штурм? Это явно шантаж, Веня, они никогда на это не пойдут!

– Сейчас неизвестно, кто на что пойдет.

– Тем более мне нужно ехать с тобой! Я украинский журналист, в конце концов! И гражданин! И это моя земля, где пока военного положения не объявлено. А журналистский контроль в наше время надежней любого прокурорского и всякого прочего. Все знают – чуть что не так, весь интернет гудит.

– Ну, гудит, а толку? Ладно, поехали, если охота.

Пока ехали, Торопкий уже представлял, как будет брать интервью у какого-нибудь генерала, командующего операцией. Немного слукавит, представится патриотичным газетчиком, чтобы тот не насторожился. Но я ведь и так патриотичен, удивился своим мыслям Торопкий. Что-то со мной не то происходит.

Однако никакого интервью он ни у кого не взял. Когда приехали, Вяхирева, вышедшего из машины, тут же взяли, посадили в армейский фургон вместе с Таранчуком и Евдохой и тут же увезли. Торопкий бросился к Лещуку, к полковнику, к Колодяжному, пытаясь понять, кто тут главный, но они отказались давать какие-либо комментарии, разошлись по машинам, и вскоре колонны тронулись в обратный путь. Торопкий посмотрел на оставленную Вяхиревым полицейскую машину и решил вернуть ее в поселок, к зданию отдела милиции.

Он отъехал и поэтому не увидел, как колонны замерли, а потом развернулись и пошли опять к поселку. Колодяжному по спецсвязи сообщили, что с юга к Грежину приближаются боевики Стиркина. Надо спокойно войти в поселок и занять рубежи. С северо-запада на помощь движется резервное подразделение нацгвардии. Главное – не допустить провокаций.

Олександр Остапович, легко понимающий язык новой власти (мало чем отличающийся от языка власти старой), сообразил, что, раз провокации предполагаются, значит, они должны быть. Возможно, тогда и проявится эта самая пресловутая третья сила, которую Колодяжный должен обнаружить и нейтрализовать.

[46]

И не только он был озабочен поисками третьей силы. Лейтенант украинской пограничной службы Дима Тюрин, присланный в Грежин со своим подразделением для укрепления границы, беседовал с Аркадием Емельяненко в домике-вагончике, который лет десять назад прикатили сюда и поставили в виде временного караульного помещения. Отец Димы был большой человек в Киеве, имел отношение к СБУ Украины и мог бы оставить сына при себе, однако послал его поближе к местам военных действий, хоть и не в сами эти места, чтобы Дима в биографии имел факт причастности к серьезным событиям. Это обеспечит продвижение вверх. Дима это и сам понимал и относился к службе ревностно. Он был ярый сторонник идеи интеграции с Европой, Россия представлялась ему огромным клещом, который впился в суверенного соседа, всячески отравляя ему кровь. Дима был уверен, что в Грежине и окрестностях зреет новый заговор, подогреваемый и прямо инициируемый российскими эмиссарами и диверсантами, которых глупый народ называет третьяками. Журналист Аркадий как раз и виделся ему таким диверсантом, надо только его разоблачить, выяснить, с какой целью он сюда проник.

При этом Тюрин видел себя в будущем мастером контрразведки, распутывающим клубки международного шпионажа, не исключая возможности, что и сам станет разведчиком высокого класса, кем-то вроде Бонда, но не киношного, а настоящего. Поэтому Дима усиленно занимался единоборствами, учил английский язык и тренировался побеждать красивых женщин, потому что это путь разведчика к секретным данным не только в кино, но и в жизни.

И как раз в вагончике был объект для тренировки – Арина Ожешко, военная переводчица, присланная неделю назад для реализации новой процедуры, которая обязала вести допросы и протоколировать их (можно с помощью диктофона) на украинском языке с параллельным переводом. Арина, правда, была не очень красива и слишком сухощава – тем удивительней была ее демонстративная холодность и официальность по отношению к Тюрину, симпатичному и остроумному человеку. Дима не верил в этот лед и собирался растопить его.

И это было одной из его задач во время допроса.

Вторая задача, основная – расколоть диверсанта.

А третья, в виде бонуса самому себе: он представлял себя на месте Аркадия. Когда станет международным шпионом, его ведь тоже могут схватить. Надо учиться на ошибках врага – как себя вести, как отвечать, как держаться.

– Итак, для чего вы незаконно явились на территорию Украины? – спросил Тюрин по-украински, как требовал протокол, а Арина перевела на русский.

– По личному делу, – ответил Аркадий.

Диму раздражало, что Арина переводит его вопросы каким-то странным тоном, ему чудилась скрытая ирония, будто она, переводя, посмеивается над слишком простыми до примитивности формулировками. Она, конечно, не понимает, что большинство вопросов должны быть формальными, почти безликими, тем эффектнее можно огорошить чем-то неожиданным. Заодно Дима отметил, что Аркадий, если он лазутчик, придерживается неправильной тактики. Надо всегда иметь легенду. Болезнь родственника. Встреча с невестой. На худой конец – коммерция. Или даже журналистское расследование с чисто профессиональными, а не шпионскими целями. У Аркадия же нет никакой версии – это неграмотно и просто глупо.

– По какому личному делу? – терпеливо, демонстрируя выдержку, спросил Тюрин.

Аркадий начал отвечать, не дожидаясь перевода, так как понять вопрос было несложно:

– Вообще-то мужчина…

– Потрудитесь выслушать вопрос на вашем языке! – оборвала его Арина. – Не обольщайтесь, что вы все правильно поняли, вам это только кажется. И есть утвержденный порядок!

Как она его, подумал Дима. И смотрит с презрением, с ненавистью, будто на смертного врага. Или она на всех мужчин так смотрит? Минуточку, да не лесбиянка ли она? Это было бы неприятно.

– Уточните, по какому именно личному делу вы сюда явились? – отчеканила Арина, заодно изменив вопрос Димы, придав ему более жесткую и официальную форму.