Роза ветров - Андрей Геласимов

— Главное, сапог теперь на голову не надевай, — рассудительно, как и прежде, подал голос Котов. — Без портянки уши в момент сотрешь.

Шлюпка вздрогнула от матросского смеха, и все в ней почувствовали себя наконец проснувшимися. Солнце блестело на верхушках волн, с берега долетал запах свежей листвы, над мачтами «Байкала» кружили чайки.

Дождавшись, когда Шестаков мягко спрыгнет на свое место, мичман Гейсмар с наслаждением набрал полную грудь холодного воздуха и махнул рукой.

— Весла на воду!.. И — раз!.. И — раз!..

Шлюпка, а следом за ней и байдарка устремились прочь от надежного материнского борта.

День прошел в трудах, связанных с производством описи. Гребные суденышки сновали по озеру и под морским берегом. «Байкал» медленно шел параллельным курсом на север, не упуская их из виду. К семи часам вечера наступил штиль. Не имея возможности продвигаться дальше, Невельской отдал приказ о возвращении моряков на корабль. Прибыли они уставшие, но полные впечатлений. Говорил, правда, в основном один Митюхин, однако никто из побывавших на берегу ему не возражал. Молча раскладывали на палубе инструменты и грязную промокшую одежду, с улыбкой покачивая головой, лишь когда от восторга он уж совсем загибал.

Митюхин тараторил про высоченные заросли лопухов, скрывавших с головой человека, про странных существ, только им замеченных на одной из возвышенных кошек, про горбатый нос кита, который подплыл едва ли не к самой шлюпке, а самое главное — про девушек.

Три гиляцких поселения, оказавшихся в этот день на пути русских моряков, были немедленно оставлены своими жителями. Едва завидев приближающиеся гребные суда, они все три раза бросали свои занятия и толпой уходили куда-то в сторону гор. Однако в последнем селении почему-то задержались несколько девушек. Они дождались моряков, подарили им связанную в пучки сушеную рыбу, а затем танцевали для них в своих одеждах из рыбьих шкур.

— Как русалки, что ли? — волновались не ходившие на берег матросы, впервые, наверное, за все плавание проявляя интерес к тому, о чем говорит балабол Митюхин. — Зачем танцевали? Что за одежды такие?

Они наперебой расспрашивали крайне довольного всеобщим вниманием Митюхина, а тот с радостью и не без важности отвечал — и про танцы, и про одежду из рыбьих шкур, и про то, сколько под нею было видно. После многомесячного проживания на тесном корабле в сугубо мужской компании вопросы эти тревожили моряков помимо их воли, и даже кое-кто из офицеров прислушивался к разговору. Подпоручик Попов, составивший себе определенную славу в экипаже своими похождениями во время стоянок в Портсмуте и на Сандвичевых островах, не смог удержаться и подошел к матросам совсем близко. Ему тоже хотелось узнать насчет танцев.

— А рыба, они сказали, магерма называется, — продолжал тем временем Митюхин. — На солнце, видать, ее сушат.

— Катись ты со своей магермой, — прервал его кто-то из матросов. — Про девок давай. Чего они там?

— Ну, как чего? Девки вроде бы ладные. Природа-мать не обидела. Темные только слегка, но ежели на темноту не глядеть, оно — и слава Богу. В Рио-Жанейре и не таких смуглых видали. А так — да, все при них. И главное дело — стеснения вот этого нашего не имеют. У нас-то она не сразу чего покажет, а тут прямо — на тебе. Будто оно так и надо. Видать, не образовала их еще культура женскую свою суть от мужика прятать.

Врал Митюхин или говорил правду — это оставалось на его совести, но матросы, а вместе с ними и незаметно подошедший подпоручик Попов были со всей очевидностью взволнованы его рассказом.

Командир «Байкала» подозвал к себе юнкера Ухтомского, который тоже провел этот день на побережье.

— Через пять минут жду вас у себя в каюте.

— Мне бы переодеться, Геннадий Иванович.

— Тогда через пять с половиной.

От князя Невельской хотел без свидетелей узнать о том, что не имело касательства ни к производству описи, ни к навигационным вопросам. После раскрытия своего инкогнито в Петропавловске тот мог теперь, не таясь по крайней мере от командира, заниматься тем видом деятельности, что проходил по ведомству господина Семенова.

— Явных следов присутствия англичан или китайцев я не заметил, — доложил юнкер, войдя в капитанскую каюту ровно через пять минут. — Однако же реакция гиляков на наше появление говорит о многом.

— О чем же? — Невельской указал на стакан с горячим чаем, загодя принесенный для князя по его приказу вестовым.

— Благодарю. — Ухтомский присел к столу и с наслаждением сделал обжигающий глоток. — Во-первых, им известны европейские лица. А во-вторых, известны они им далеко не с приятной стороны. В противном случае гиляки бы не ушли при нашем приближении так поспешно.

— Какая в том важность?

— Прямая, Геннадий Иванович. Самая наипрямейшая. Англичане либо другие европейцы оставили тут по себе нехорошую память. Так что нам это открывает замечательную возможность.

Невельской кивнул:

— Согласен. Политический подход в этих местах предпочтительней любого применения силы. Оставим британцам их любимый фаустрехт[104].

Командир несколько мгновений в задумчивости барабанил пальцами по крышке стола.

— А девушки? — заговорил он через минуту. — Зачем гиляки оставили их в последнем селении?

— Это мне тоже не совсем понятно, — покачал головой Ухтомский. — Быть может, попытка задобрить.

— Митюхин, кстати, правду рассказывает?

— Об их поведении? — Юнкер не смог удержать улыбки. — Привирает, конечно. Однако с учетом того, что каждая из них — невинное дитя природы, а мораль цивилизации касательно этих вопросов сюда еще не добралась…

Ухтомский многозначительно воздел руки и замолчал.

— Хорошо, господин юнкер, — кивнул Невельской. — Не стану вас больше задерживать.

Много врал Митюхин или же мало, но следующим утром боцман Иванов был осажден желающими войти в гребные команды. Матросы горячо спорили, доказывая свое право отправиться на промеры к берегу, однако боцман — где здравым рассуждением, а где кулаком — быстро и точно расставил все по своим местам. Почесываясь и потирая подбитые скулы, неудачники хмуро проводили взглядами отвалившие от борта ровно в шесть утра шлюпки, а те, кому повезло, живее обычного налегали на весла.

Впрочем, уже к полудню ветер начал свежеть, заходя к северу, и Невельской отдал приказ береговым командам немедленно возвращаться. За ближайшим по курсу мысом показались огромные массы плавающего льда. К часу пополудни весь экипаж находился на борту. Транспорт лег бейдевинд, следуя дальше вдоль берега, а спустя еще час вступил во льды. Движение было практически остановлено. У тех из матросов, кто хотел позлорадствовать над разбитыми надеждами гребных команд, появились на то и время, и случай.