Огонь и ярость - Лиззи Принс

тебя все еще есть шанс выбраться отсюда жижой. Это твоя возможность убраться отсюда к чертовой матери и сбежать. Если ты пойдешь со мной и мы спасем Рен, у нас за спиной будет мишень. Я пойму, если ты не захочешь быть втянутой во все это.

— Заткнись. Мы и так по колено в дерьме, — говорит Грир, хлопая Гермеса по плечу. Он с отвращением смотрит на ее окровавленную руку, и она одаривает его дикой улыбкой.

— Я в деле, — говорит Ларк, кладя руку на другую руку Гермеса.

— Ты же знаешь, я не ухожу от хорошей драки. — Нико пожимает плечами.

Дрейк ухмыляется. — Я не могу оставить тебя на произвол судьбы. Кто знает, в какие неприятности ты вляпаешься.

Мы все сумасшедшие. Будь я проклят, если не чувствую прилив благодарности к этим людям. Кроме Гермеса. Да пошел он нахуй.

— Не хочешь обнять меня, пока я буду тебя переносить? — Гермес смеется.

— Если ты попытаешься обнять меня, я оторву тебе руки, — говорит Грир без всякой интонации.

— Принято к сведению. — Гермеса, похоже, это нисколько не смутило.

— Эм… Я не хочу быть вовлеченной в то, что вы замышляете, — говорит светская львица, растягивая слова.

Грир хватает ее за руку и притягивает ближе. — Проблемное дерьмо. Ты идешь с нами.

В следующий момент мы оказываемся прямо посреди бурлящей толпы. Они кричат и толкают друг друга.

— Ты не мог высадить нас поближе? — Мне приходится кричать на Гермеса, чтобы меня услышали сквозь крики толпы. Локти упираются мне в спину, и кто — то пытается толкнуть меня в бок. Я свирепо смотрю на дурака сверху вниз. Ухмылка на его лице превращается в испуганное, бледное лицо. Я отмахиваюсь от него и поворачиваюсь обратно к остальным. Нико и Дрейк окружают Ларк стеной, чтобы ее не увлекла толпа, но Грир сумела образовать круг вокруг нее и светской львицы, лишь бросив на толпу свирепый взгляд.

— Не могу позволить другим узнать, что я помогаю тебе. Просто на случай, если из всего этого дерьмового шоу ничего не получится. Желаю удачи. — Гермес подмигивает, а затем исчезает из виду.

Я кружусь по кругу, пытаясь сориентироваться. Большая часть толпы смотрит в том же направлении, и я следую за их взглядами. Там, на вершине ступеней Святилища Олимпа, стоит Рен. Женщину, которую я люблю, избивает мой отец. Гера и Натаниэль наблюдают, довольные публичной поркой. Афродита игнорирует происходящее, окруженная поклонниками в красных одеждах. Посейдон тоже там, смотрит в свой телефон. Минотавр был его созданием. Гидра тоже была его. Он, наверное, взбешен тем, что еще один из его зверей был убит во время игр.

Здесь нет других Богов. Знают ли они, что происходит? Они предпочитают закрывать на это глаза? Рен была уверена, что некоторые из Богов достойны и их следует пощадить, но я не уверен. Если они могут закрывать на это глаза, почему мы должны утруждать себя предоставлением им еще одного шанса? Я понимаю, что Афина, вероятно, с Джаспером, куда бы его ни увезли, но как насчет Ареса? Вся эта чушь о том, что Рен его чемпион, и когда дело доходит до этого, он оставляет ее на произвол судьбы.

Мой отец щелкает кнутом, и тот хлещет Рен по спине. Она согнулась пополам, держась за живот, куда гребаный минотавр вонзил свой рог прямо в ее внутренности. У нее не было времени на исцеление.

— Мы должны вытащить ее отсюда, — кричу я остальным. Я не жду ответа. Я пробираюсь сквозь толпу, отбрасывая зрителей в сторону, как мешки с мукой. Вскоре они расступаются у меня на пути, образуя дорожку и уставившись на команду несостоявшихся чемпионов.

Зевс поднимает руку, чтобы нанести еще один удар.

— Хватит. — Мой голос грохочет, как гром в небе, и отец вскидывает голову. Его глаза безошибочно находят меня среди тысяч тел. Он запрокидывает голову и смеется, от этого звука у меня по коже бегут мурашки.

— О, смотрите. Это кучка неудачников, которые пришли просить прощения у своих Богов.

— Я бы предпочел перерезать себе горло и насыпать соли на рану. — Рычу я, одним прыжком преодолевая баррикады высотой по пояс. — Но ты пожалеешь, что прикоснулся к ней.

Смех Зевса становится маниакальным. — Пожалуйста, нет. Только не говори мне, что ты влюбился в этот жалкий пережиток прошлого. Фурия. Правда, сынок?

Я делаю два шага за раз, остальные следуют за мной. Должно быть, мы выглядим как группа жалких чемпионов. Окровавленные, грязные, уставшие, тащащие за собой увешанную драгоценностями дебютантку. По сравнению с безупречной одеждой, которую носят Боги, их сияющей кожей и идеальной внешностью, мы действительно в беспорядке. Гера шипит, когда я достигаю лестничной площадки, но Зевс отмахивается от нее, как всегда, не обращая на нее внимания.

— Отпусти ее, — приказываю я, мои слова гудят от силы. Зевс рычит на меня. Ему не нравится, когда его дети угрожают его власти.

— Ты знаешь, что я не смогу этого сделать, даже если бы захотел. Она Фурия. Опасность для Богов Олимпа. Люди хотят видеть таких, как она, живыми не больше, чем мы. Разве это не так? — Зевс поворачивается к толпе, задавая им последний вопрос.

Трудно разобраться в ответах, брошенных в наш адрес. Некоторые согласны с ним, но в адрес Зевса бросается множество проклятий. Он насмехается над толпой, и я пользуюсь его рассеянностью, чтобы посмотреть на Рен. Ее голова опущена, и повсюду кровь. Ее одежда промокла, а вокруг колен растеклась большая лужа.

— Рен? — Я хочу поднять ее. Поднять и унести отсюда, но я не продвинусь дальше, чем на два фута.

Я известен своим хладнокровием, но прямо сейчас для этого не осталось причин. Я вытаскиваю меч и замахиваюсь на отца. Он отскакивает, но кончик моего клинка попадает ему в грудь, рассекая ткань хитона.

— Я бы сказал, что это разочарование, потому что ты один из моих любимых сыновей, но это было бы ложью. Ты такой же жалкий, как и твоя мать.

— Моя мать была невероятной. Все недостатки, которые у меня есть, были унаследованы от моего отца. — Я опускаю свой меч, хватая его за плечо, прежде чем он со смехом уворачивается от меня.

— Так много огня. Где была такая интенсивность во время игр? Возможно, ты бы не проиграл, если бы проявил такой уровень решимости в испытаниях.

Толпа вокруг нас сходит с ума, любой намек на кровь подпитывает их безумие. Жрецы выходят из толпы и из Святилища, образуя круг в красных одеждах, который медленно смыкается вокруг нас. Однако они