Каньон Холодных Сердец - Клайв Баркер

«Ради всего святого, почему я так цепляюсь за жизнь?» – спрашивал он себя и не находил ответа. Однако Брамс чувствовал: что-то его удерживает. Он словно слышал голос, твердивший: «Подожди, подожди еще немного».

– Нельзя расходиться по домам, пока примадонна не допоет свою арию, – говаривал один его приятель, оперный певец.

И в глубине сознания Джерри догадывался, что ему еще предстоит услышать арию примадонны.

Поэтому он продолжал тянуть свою лямку, хотя жизнь уже давно была ему в тягость; он ждал, когда то, что его удерживает, сделается явным.

Ночью 31 марта это, наконец, произошло. Джерри привиделся сон, до того яркий и отчетливый, что он проснулся. Обстоятельство само по себе странное, ибо, укладываясь в постель, он неизменно запивал снотворное изрядной порцией скотча и в результате спал как убитый.

Но этой ночью он пробудился, сохраняя ясное воспоминание о только что увиденном сне.

Брамсу снилось, будто он сидит в туалете, страдая от мучительного запора (который досаждал ему и наяву как побочное действие болеутоляющих, прописанных докторами). И вот, уставившись в пол, Джерри замечает, что тот выложен вовсе не кафельными плитками, как в реальности, а деревянными панелями, причем трещины между этими панелями достаточно велики и сквозь них видно, что происходит в квартире этажом ниже. Нет, не в квартире – согласно причудливой логике сна, в щели видно, что происходит в другом доме. И даже не в доме – Джерри видит «дворец мечты» Кати Люпи. Стоило Брамсу осознать это, как панели раздвинулись еще шире, и он проскользнул между ними и полетел вниз, медленно, словно был не тяжелее птичьего перышка.

Сомнений не было: он очутился в каньоне Холодных Сердец, в доме Кати. Торопливо подтянув штаны, Джерри осмотрелся по сторонам.

«Дворец мечты» пребывал в состоянии прискорбного запустения. Окна были разбиты, и птицы носились по комнатам, беззастенчиво гадя на изумительную мебель. По кухне в поисках добычи бродил койот. А в саду на деревьях сидели несколько десятков полосатых мартышек, оглушительно трещавших и визжавших. Впрочем, тому, кто, подобно Джерри в его лучшие дни, был частым посетителем дома, все это не казалось таким уж странным. Он действительно видел в саду мартышек, убежавших из Катиного зверинца. В течение какого-то времени казалось, что здешний климат прекрасно им подходит и они даже смогут размножаться, однако через пару лет какой-то неведомый вирус уничтожил всех мартышек до единой.

И все же нынешнее состояние дома было таким плачевным, что Джерри захотелось немедленно отсюда убраться. Однако он понимал, что это невозможно. Прежде всего, он обязан был засвидетельствовать свое почтение хозяйке. Решив не ждать, пока она соизволит появиться, Брамс отправился на поиски. Почему-то он был уверен, что их встреча поможет ему вырваться из власти тягостного сновидения.

Джерри стал подниматься вверх по лестнице. По ступенькам в неимоверном множестве ползали мухи, настолько вялые, что не желали взлетать в воздух, и ему приходилось давить их голыми ступнями.

Дверь в хозяйскую опочивальню была распахнута настежь. После секундного колебания Джерри вошел. Прежде ему довелось побывать в этой комнате всего лишь раз. Даже согласно его воспоминаниям, она была просторна, но сейчас, во сне, показалась ему поистине огромной. Шторы были задернуты, и солнечный свет, проникая между ними, приобретал причудливый лиловый оттенок.

Посреди комнаты возвышалась громадная, но на удивление простая, грубо сработанная кровать. И на этой кровати сидела Катя – единственная женщина, которую Джерри любил на протяжении всей своей жизни, за исключением, разумеется, собственной матери. Она была обнажена, или, выражаясь точнее, обходилась без одежды. Большую часть ее тела покрывали крупные улитки, те самые слизкие создания со скорлупой на спине, которых проклинает любой садовник. Они ползали по ее коже, по лицу, по ее грудям и животу, бедрам и ногам. На волосах у Кати блестели их серебристые следы, и несколько десятков улиток устроились на ее голове подобно короне. Катины ноги были широко раздвинуты, и улитки не оставили своим вниманием ее промежность. Как это нередко бывает во сне, Джерри видел все с пугающей достоверностью. Он видел, как слизкие серо-зеленые тела улиток высовываются из раковин, видел, как шевелятся чуткие рожки, когда улиткам случается столкнуться с препятствием – с соском, с ухом, с суставом пальца; как, удостоверившись, что опасности нет, они продолжают свой путь. Не произнося ни слова, Катя опустила глаза и очень осторожно сняла со своей груди одну из улиток. Потом она расставила ноги еще шире, так что теперь Джерри мог разглядеть самые интимные уголки ее тела. Он вовсе не являлся знатоком по части женских прелестей, однако даже он мог оценить по достоинству нежные изгибы ее вагины, которой позавидовала бы любая молодая девушка. Раздвинув руками складки атласной плоти, Катя поместила туда улитку.

Джерри, словно зачарованный, наблюдал, как крошечное животное, выставив рожки, принялось обследовать новую среду обитания.

С губ Кати сорвался тяжкий вздох. Веки ее утомленно опустились, но внезапно она вновь распахнула глаза. Теперь взгляд, полный страсти, был устремлен прямо на Джерри.

– Вот и ты, Джерри.

В голосе ее звучала музыка, которую он помнил с детства, музыка сладкая и пронзительная. Много лет он тщетно пытался расслышать эту музыку в голосе каждой женщины, с которой его сводила судьба.

Позднее он узнал, что звезды немого кино, как правило, обладали неблагозвучными голосами, помешавшими им сделать карьеру в звуковом кинематографе. Но Катя являла собой счастливое исключение из этого правила. Она обладала едва заметным акцентом (который лишь добавлял в ее речь пикантности). Несмотря на этот легчайший иностранный налет, она выговаривала каждое слово с неизменным изяществом.

– Мне нужна помощь, – произнесла она. – Войди в дом Джерри, прошу тебя. Я здесь одна. Совершенно одна.

– А что случилось с Тоддом? – спросил он.

– Он ушел. Ушел от меня.

– Я не могу в это поверить.

– Но это правда. Он ушел. Ты что, намерен выбирать между мною и Тоддом?

– Нет, разумеется нет.

– Тодд оказался очередной пустой раковиной, Джерри. Внутри этой раковины не было жемчужины. И теперь я совсем одна. Для меня это хуже смерти.

Даже во сне его разум встрепенулся при этих словах. Джерри уже собирался спросить, откуда ей известно, что такое смерть, но потом передумал. Возможно, этой женщине открыты все тайны бытия. Ведь ее жизнь не ограничена какими-либо рамками. Джерри никогда не понимал, каким законам подчиняется ее существование в каньоне, однако он не сомневался, что это место скрывает множество жутких тайн.

– Что ты хочешь от меня? – спросил он.

– Вернись в каньон, – последовал ответ.

На этом сон оборвался; по крайней мере, проснувшись, Джерри ничего более не мог припомнить. Стоявшая в воображении картина – тело, покрытое улитками, кишащие слизняками половые органы – внушала ему отвращение. Он не мог решить, наслала ли это видение Катя, прибегнув к своим чарам, или он сам вызвал его из глубин собственного подсознания. Так или иначе, сон сыграл важную роль. Теперь Джерри не сомневался, что Катя в беде.