Вырванное сердце - Алексей Сухаренко

«А если это новые хозяева, которые приехали меня выселять? Вот так выбросят меня на улицу в ночной рубашке. Выставят мебель. И что мне тогда останется делать?.. Помирать».

Она медленно, стараясь не шаркать тапками, чтобы не выдать своего присутствия, стала подходить к дверному глазку. Глянула, но за дверью никого не оказалось.

«Хулиганят. Начинают меня потихоньку изводить. Чтобы сама добровольно убралась».

Она повернулась, чтобы идти обратно, но за спиной вновь раздался звонок в дверь. Всплеск адреналина затуманил разум, как раньше, когда она впервые пыталась заставить лошадь прыгнуть через самый опасный барьер, преодолевая свой страх сломаться при падении.

Разозлившись и утрачивая чувство опасности, она схватила стоящую у двери инвалидную трость и ринулась в атаку, даже не поглядев ещё раз за дверь. Распахнув дверь, она с трудом успела остановить опускающуюся с палкой руку на собственную дочь.

– Мама?! Ты что?! – вскрикнула стоящая за дверью перепуганная Мария. Она успела подхватить на руки вмиг ослабевшую пожилую женщину, у которой сразу подкосились ноги.

– Ой, я дура старая, – запричитала Царькова, понимая, что чуть не ударила собственного ребёнка. – Прости, Машенька, меня, старуху полоумную. Я же думала, что меня выселять пришли.

– Кто? – возмутилась Мария.

Мать стала рассказывать о звонках, о предложении переехать в дом престарелых, в котором, по словам директора, Мария работает по сей день.

– Этого не может быть. – Мария не знала, куда себя деть от стыда. – Я же всё предусмотрела. Ты должна была жить со своей внучкой и Егором, когда я уйду.

– Уйдёшь?! – Зинаида Фёдоровна чуть не потеряла дар речи. – Как?! Куда?!

Мария, пойманная на слове, сначала растерялась, но потом попыталась объяснить:

– Ты же знаешь, что меня подозревают в преступлении, которого я не совершала?

– Ну конечно, бедная моя дочурка, – вздохнула пожилая мать, начиная понимать, о чём хотела сказать дочь. – Но ведь мы докажем твою невиновность и тебя в суде оправдают?!

– Кроме тебя в деле есть ещё потерпевшие, которые обвиняют меня в хищении их квартир, – спокойно произнесла Мария. – Поэтому мне не избежать осуждения и срока. А это от пяти до десяти лет изоляции.

– Но ты же у них ничего не крала, – в полной уверенности возмутилась Царькова. – Или я что-то не знаю?

– Ты же знаешь, что я работала у них патронажной сестрой от «Ангела», – напомнила матери Мария. – И они оформляли на меня генеральную доверенность, которая мне была нужна для оплаты коммунальных платежей и других действий от их имени. Для меня самой была ушатом холодной воды информация от следователя, что их квартиры проданы по этим генеральным доверенностям.

Мария зашмыгала носом, с трудом пытаясь сдержать слёзы, но ей этого не удалось, и она заплакала.

– Организация, в которой я трудилась, от меня отказалась, и получилось, что я сама приходила к старикам, представляясь от благотворительной организации, – сквозь слёзы продолжала женщина. – Я попыталась сделать так, чтобы твоя квартира не досталась этим преступникам, и оформила на твою внучку.

– А вышло, видимо, как-то не так, – горько усмехнулась Царькова, которой свою дочь было жаль больше, чем себя.

– Я не хочу лишаться свободы, – продолжала изливать свои переживания Мария. – Я не смогу этого вынести. Поэтому я пришла с тобой проститься. Я уеду далеко, чтобы меня никто и никогда не нашёл.

– А как же я? – испугалась мать. – Я же без тебя как без сердца. Долго не протяну – погибну!

– У тебя же будет Настя, внучка, – напомнила Мария. – Ты теперь не одинока. А я обещаю, что буду о себе давать знать.

– Ты сказала – Настя, а как же она без матери? – попробовала надавить на материнские чувства Марии Зинаида Фёдоровна. – Ты же сама знаешь, как расти без матери! Потом Егор! Они знают о твоём решении скрыться?

– Я только что от них. – Мария вспомнила, как убегала от жалящих слов отца Насти. – Они знают, что я больше не вернусь. Поэтому я пришла к тебе последней, потому что люблю тебя больше жизни и не хочу, чтобы ты отнеслась к нашему расставанию как к трагедии.

«Может, дочь права и скрыться где-нибудь в сибирской глуши лучше, чем десять лет быть запертой в клетке и подвергаться ежедневным издевательствам со стороны лагерных надзирателей».

Зинаида Фёдоровна, видя, как убивается её дочь, забыла про свои предстоящие беды. Сейчас для неё была важнее судьба Марии, и поэтому она приняла дочь в свои материнские объятия, переживая одновременно с дочерью настоящий катарсис…

…Грачёв приехал к дому Царьковой на попутной машине задолго до назначенной встречи с Владленом Иосифовичем. Он хотел обсудить с Зинаидой Фёдоровной произошедший вчера поздним вечером скандал с её дочерью. Перед тем как зайти в подъезд, он стал осматриваться, ища глазами свою машину, так как надеялся, что Мария поедет к своей матери. Машины нигде не было, и он стал подниматься в квартиру Царьковой.

Уже у двери он услышал доносившиеся изнутри голоса, узнавая в них горластую Митрофановну. Он позвонил. Ему открыл Андрей, который тут же на глазах поменялся в лице, не боясь показать своего разочарования приходом полицейского. Но Егору уже всё было безразлично. Всё как-то быстро ушло на задний жизненный план. И кислая физиономия Андрейки, и встреча с Канцибером, и беседа с Царьковой. Всё! Как только до него донёсся голос Марии из комнаты матери. Он вошёл в комнату, поедая Её глазами, и буркнул для всех одно «здрасти». Царькова кивнула, Нужняк посмотрела исподлобья, как смотрят на кровных врагов. Мария не обратила на его приход никакого внимания. Она была сильно возбуждена и совсем на себя не похожа.

– Если бы ты сказала мне об этом вчера, то я бы не осталась ночевать, – услышал Грачёв совершенно непонятные для него слова Марии, поскольку он не слышал предыдущего её разговора с матерью.

– Дочка, как хорошо, что ты осталась со мной, – вместо ответа улыбнулась пожилая женщина. – Я почти всю ночь не спала. Всё боялась, что засну, а когда проснусь, тебя уже не будет.

– Мама, ну зачем ты пригласила своего бывшего мужа, ничего не сказав мне? – Голос её непривычно дрожал, словно от страха.

– Но ведь он твой отец, Мария, чего тебе так бояться встречи с ним? – удивлялась Царькова.

– Потому что Владлен сразу выведет её на чистую воду, – напомнила о себе змеиным шёпотом Митрофановна.

– Интересно получается, – вклинился в разговор Егор. – И я с ним договорился здесь встретиться перед его допросом.

– Хотите на свидетеля повлиять! – опять взвилась Нужняк. – Втянуть его в свою шайку. Шиш вам! Канцибер – это вам не эта олимпийская простушка.

– Дура ты, Дарья, – перебила её Царькова. – Он сейчас совсем один. Молодая его бросила. Детей у него нет. Он только рад будет, что у него дочка объявилась.