Гангстеры - Клас Эстергрен

— Ты больше не хочешь? — спросил я.

— Достаточно, — ответила она. — Это старый коктейль.

— Мы тоже старые. — С этими словами я выпил все, что было в бокале, джин и вермут с привкусом ее помады.

Позже ее настроение улучшилось, даже слишком, ведь особых поводов для радости не было, и я чувствовал, что эти минуты тоже проходят впустую. Когда мы сели за стол, она долго говорила о приготовленном блюде — индонезийском рагу с чесноком и корицей, которое следовало есть с кускусом. Я похвалил еду, но вскоре понял, что мне следовало есть молча, так как Мод решила немедленно сообщить мне рецепт и рассказать об ингредиентах, а также о том, где их можно раздобыть, — причем так обстоятельно и подробно, что позже, когда настало время новой порции, чувства отозвались абсолютной пустотой. В начале, между упоминанием лимонника и звездчатого аниса, я попытался перевести разговор на другую тему.

— Ну да, ну да… — кивнул я, — а ты скоро станешь бабушкой, — но она притворилась глуховатой и продолжила рассказ о свойствах свежего имбиря. Чуть позже я предпринял новую попытку, которую она не смогла проигнорировать, и бросила на меня темный, злобный взгляд, сердясь за то, что я перебил ее, как будто завершающий аккорд в виде «a zest of lemon» над кипящим рагу был невероятно, жизненно важен.

За время этой странной, безудержной лекции я успел съесть две порции блюда. Мод только ковырялась в своей тарелке. Открыв бутылку хорошего вина, она лишь пригубила его. В какой-то момент мне показалось, что Мод напряжена и взволнована, что было очень непохоже на нее. Когда-то ей, как и мне, пришлось испытать сильный страх, и я думал, что мы боялись одного и того же человека. Но, видимо, это было не так. От Конни я узнал кое-какие вещи, которые хотел проверить у Мод. Впрочем, она заготовила на этот вечер другой репертуар. Слабый аппетит, осторожность с алкоголем и переменчивое настроение должны были иметь какое-то объяснение. Вероятно, оно должно было прийти в течение вечера. Времени много, думал я, и поэтому попытался снова:

— Густав, — сказал я. — Ему, кажется, неплохо на севере?

На этот раз она отреагировала немедленно:

— Хватит зудеть об этих юродивых!

— Мод, — продолжил я, — скоро ты станешь бабушкой.

— От этого не легче.

— Ты встречалась с родителями Камиллы?

— Мельком, — ответила она. — Всего один раз. Кажется, такие же зануды, как она.

Вскочив из-за стола, Мод принялась убирать посуду. Мне показалось, что она ничего не знает о тех днях, когда Камилла пропадала. Видимо, Густав ничего не говорил матери, чтобы не беспокоить. В то время она болела. Может быть, их отношения вовсе не были такими безоблачными, как я привык думать.

— У него контора в том чудовищном пассаже, — сказала она. — Я случайно встретилась с ними, когда они переезжали оттуда. Я хотела взять туристические брошюры для мамы — ей пришло в голову поехать в Рим на Новый год.

— У нее хватит сил? — спросил я.

— Я пришла домой, положила брошюры на кухонный стол, и вдруг они исчезли! Я искала во всем доме, но их не было… — Мод посвятила несколько минут этой теме, для меня совершенно скучной. В какой-то момент показалось, что она предлагает присоединиться к поискам. Мод напоминала свою мать, больше чем когда-либо. Много лет она противилась судьбе, но в результате покорилась. Мне пришлось прикусить язык, чтобы не прокомментировать этот факт. Услышав эту правду, она могла либо пожать плечами: «И что же?» — либо разъяренно отвергнуть подобное утверждение и выставить за дверь посмевшего произнести такие слова.

Впрочем, эта нервная пустая болтовня все же относилась к светлым моментам. Настроение Мод было очень неровным, и когда я уже почти прервал ее длинную речь о ценах на билеты в Рим и обратно, она остановилась сама: «Черт побери… Где же эти брошюры…»

— Ведь можно взять новые? — произнес я нейтральным тоном, без оттенков. Но она вздрогнула, как от пощечины: остановилась, взглянула на меня глазами, едва ли не полными слез, бессильная, беспомощная.

— У меня нет сил… — еле слышно сказала она, и тут же, спустя лишь пару секунд, взорвалась: — И мне плевать на них!

Это было похоже на ответную оплеуху. Я встал, подошел к Мод и обнял ее. Больше я ничего не мог и не хотел делать — только теперь я понял, что с ней что-то неладно. Она была очевидно больна.

— Мод, — спокойно, тихо произнес я. — Что происходит?

— Ерунда. — Она отвернулась. Тело напряглось. Я отпустил ее. Она подошла к кухонному буфету и взяла сигарету — почти идеальную самокрутку.

— Я стояла у тебя на пути?

— О чем ты?

— Ты слышишь, что я говорю — я встала у тебя на пути?

— На пути?..

— Не валяй дурака! Да или нет?

Я онемел от растерянности.

— Я… Я не…

— Как будто ты никогда об этом не думал!

— Конечно, думал… Когда-то…

— Когда-то?

Я мог ответить: нет, Мод, ты не никогда не стояла на пути. Ты и есть путь. Но воздержался, зная, что она ненавидит напыщенные метафоры. «Вот как! — ответила бы она. — Теперь я, значит, еще и какая-то дурацкая автострада!» Я слышал эти слова заранее. Если она и была мой путь, а я ее — то это была трасса с весьма оживленным движением. Дорога к алтарю была непроходима, забаррикадирована реальными и воображаемыми людьми, которые толпой окружали нас.

— Может быть, на пути у нас стояли другие? — сказал я.

— Ворота никто не запирал на замок. — Она закурила, и спустя пару затяжек кухня наполнилась дымом анаши.

— Кто крутит тебе косяки?

— Сама.

— Не болтай. Ты в жизни не умела крутить.

— У меня есть машинка.

— Покажи.

— Нет.

— Почему нет? Потому что ее нет?

— Есть.

— Тогда покажи.

— Как только ты ответишь на вопрос.

— Ладно, — согласился я. — Ты никогда не стояла у меня на пути. Ты и есть путь.

— Который ты попираешь стопами.

— Я имел в виду другое. Покажи машинку…

Она сделала еще пару глубоких затяжек и широко, чуть вяло улыбнулась. Это, разумеется, означало, что машинки не существует, а вопрос закрыт. Она вернулась в гостиную и опустилась на диван, полулежа, обкуренная, временно недостижимая, но красивая настолько, что я чувствовал слабость.

Я опустился в кресло и некоторое время смотрел на нее, будто пытаясь запечатлеть, высечь ее образ на коре мозга, выжечь его на какой-нибудь извилине, не подвластной действию кислоты и алкоголя. Она знала, что я рассматриваю ее. Сардоническая улыбка растворилась в более расслабленном выражении. Какое-то чувство или мысль, овладевшие ею, образовали морщинку между бровей, но и эта краткая реакция вскоре перетекла в спокойствие, безмятежность и умиротворенность. Я понял, что стоит ей очнуться, и вечер продолжится как ни в чем не бывало, что положение безвыходно — настроение Мод будет переменчивым и непредсказуемым, что бы я ни делал.