Срубить дерево - Роберт Франклин Янг

Нет, неверно было бы сказать, что все они «наблюдали». Одни попадали со стульев и мешками костей лежали на полу. Другие опрокинулись на стол, их костлявые пальцы сжимали ножки пыльных бокалов.

Большинство столов были пусты.

Д’Этуаль пробежал глазами по балкону, тянувшемуся вдоль залы, по дверям, которые на него выходили. При мысли, что может таиться за этими резными панелями, его передернуло.

Вальс закончился, танцоры исчезли. И тут же начался другой вальс, и появились другие танцоры, а может, те же самые. С невольным отвращением, но не в силах оторвать глаз, – он сам едва отдавал себе отчет в этой раздвоенности – он смотрел на разыгрывающуюся перед ним фантасмагорию. Женщинам – на самом деле девушкам – было лет восемнадцать-девятнадцать или чуть за двадцать. На них были экстравагантные длинные декольтированные платья, к тому же кричащих цветов. Их волосы были уложены в гротескные прически, лица – неестественно нарумянены. Мужчины были разных возрастов: одни молодые, другие старые, большинство – средних лет. И все – в вечерних костюмах: черные фраки, черные галстуки, черные лаковые туфли.

Мертвые танцевали с мертвыми.

Это ведь Уайльд, да?

Да. Оскар Уайльд. Который сам, как привидение, рыскал по темным улицам после своего позора. И написал балладу Редингской тюрьмы.

Больная, тошнотворная планета, больная цивилизация, подумал Д’Этуаль. Кем надо быть, чтобы подобно ворам разорять свое собственное прошлое? Строить спутникоборы и собороспутники вместо настоящих соборов?

Старая продажная Матушка-Земля.

Он снова поднял глаза к балкону, к загадочным дверям. Он проследил изгиб перил и нашел то место, где их изгиб ведет вниз, где ступени спускаются в бальную залу. Он не помнил, как пересек залу, но поймал себя на том, что нехотя поднимается по ступеням. Где-то наверняка есть бортовой журнал, в котором содержится вся необходимая информация для доклада в центр, однако болезненное любопытство подталкивало Д’Этуаля посмотреть на все своими глазами.

Д’Этуаль толкнул первую дверь. Заперто. Он толкнул вторую и третью. Наконец нашел такую, которая поддалась под его рукой, и переступил порог. Он очутился в небольшой комнатке, залитой все тем же красноватым свечением, что и коридор. Там стояли затейливое бюро, стул, стойка с тазиком и кувшином и кровать. Кровать была пуста. В потолок прямо над ней было встроено большое прямоугольное зеркало.

Вернувшись на балкон, он толкнул следующую дверь. Когда она не поддалась, он достал дезинтегратор, выжег замок и вошел. Представшая перед ним картина была точной копией той, которую он только что видел. Вот только со спинки стула свисала истлевшая одежда…

Вот только в кровати лежали кости…

Это были два сплетенных скелета. Ребра верхнего, того, что побольше, провалились в ребра нижнего поменьше. Два черепа лежали бок о бок на истлевшей подушке, один – лицом вниз, другой скалился в зеркало, точно увиденное там его позабавило.

Д’Этуаль попробовал еще три двери. Две были не заперты и вели в комнаты, которые ничего ему не сказали. Он выжег замок третьей и нашел еще два скелета. Эти лежали на кровати лицом друг к другу. Правые берцовая и большая бедренная кости меньшего лежали поверх левой безымянной кости более крупного, в красном полумраке словно бы покачивалась скелетная рука.

Старая продажная Матушка-Земля.

После долгих поисков Д’Этуаль нашел капитанскую рубку. Она располагалась над алым коридором, в конце узкой винтовой лестницы, которая начиналась справа от внутреннего шлюза. Он не сразу ее заметил, потому что ведущая к лестнице дверь на первый взгляд была неотличима от стены.

Войдя в рубку, он увидел еще один скелет – скорее всего, пилота. Стараясь не коситься в его сторону, Д’Этуаль поискал бортовой журнал. Наконец нашел и представил себе жуткую картину случившегося.

Подавив позывы к тошноте, он спустился по лестнице и вышел в коридор. В бальной зале начался новый вальс. Он знал, что ему следует немедленно покинуть станцию, но почему-то вернулся в залу и снова, с каким-то двойственным чувством, наблюдал за вальсирующими.

И почему-то не удивился, когда из сумрака в дальнем конце залы возникла она. Вероятно, он с самого начала знал, что она там. Ждет.

Теперь она шла к нему через зал.

Высокая, статная, в белом платье. На черные волосы, собранные в высокую прическу, ложились радужные блики. Ее кроваво-красные губы подчеркивали белизну лица. В глазах чернела тьма межгалактического пространства.

Она протянула к нему руки.

– Танцуете?

И они танцевали. Под вальс Штрауса «Вино, женщина и песня».

Они кружились среди призраков, проскальзывая сквозь них: он – неуклюжий в своем скафандре, она – легкая, как воздух, из которого и была создана, и одновременно сладко весомая в его объятиях.

– Меня зовут Трепонема Паллидум[33], – сказала она, смеясь.

– Знаю, – ответил он, и его передернуло.

– В космосе я обрела мощь, – сказала она.

– Знаю, – ответил он.

Светофильтры в решетчатой спиральной галактике над ними сменились с фиолетового на красный. Она сказала, кружась с ним в бордовом полумраке:

– Я мутировала. Я становилась все сильнее, все опаснее. Я обрела способность за день совершать то, на что раньше требовались годы. Я научилась переходить из тела в тело. Я обрела способность засыпать на тысячи лет.

– Знаю, – ответил он.

– Какие-то чиновники поставили станцию на карантин и отправили эпидемиолога, который должен был найти и уничтожить меня. Он испробовал все известные ему антибиотики и препараты. Он даже пытался применить ртуть и салварсан.

– Знаю, – повторил он.

– А когда все его попытки провалились, он приказал пилоту увести станцию с орбиты и уничтожить. Но я уже завладела пилотом, а после добралась и до эпидемиолога. Но перед самой смертью пилот все же исхитрился увести станцию с орбиты. Эпидемиолог катапультировал себя в открытый космос. – Она усмехнулась. – Всех, кто остался, я пригласила на вальс. А теперь я пригласила тебя.

– Тебе до меня не добраться! – выкрикнул он. – Мой скафандр герметичен!

С кроваво-красных губ сорвался звенящий смех, пронзивший переливчатую мелодию Штрауса. Д’Этуаль отшатнулся, но длинные алые ногти полоснули его по груди. В ужасе он повернулся и бросился прочь из залы, но на пороге коридора все же помедлил и оглянулся. Его взгляд успел выхватить ее, прежде чем она исчезла среди теней в дальнем конце комнаты. Или растворилась среди теней в закоулках его сознания.

Он целый час простоял в абсолютном вакууме стыковочного отсека. Ритуал очищения. Едва ступив на патрульное судно, он стащил с себя скафандр и одежду и выбросил все с борта через мусоросборник. Возможно, это была чрезмерная предосторожность, но он не собирался рисковать. За одеждой последовал дезинтегратор, а сам он отправился прямиком в душ, где намылился самым мощным антибактериальным мылом, какое нашлось в аптечке. Смыв пену и вытершись досуха полотенцем, он с ног до головы намазался изопропилом. Надев чистый комбинезон, устроился в своем кресле и наконец позволил себе один-единственный вздох облегчения. И тут же принялся за работу.