Чаша и крест - Нэнси Бильо

Объявили гальярду. Танец это непростой, и многие гости, смущенно переглядываясь, стали потихоньку ускользать из комнаты.

Ко мне подбежал господин Хэнкок и сообщил, что еще мальчиком он видел, как мой отец участвовал в турнирах, и сейчас хотел бы пригласить дочь сэра Ричарда Стаффорда на танец. Хозяин дома с гордостью провел меня в центр зала. За нами встала еще одна пара: жена Хэнкока и человек, о котором мне было известно только, что он самый богатый трактирщик в городе. Больше желающих присоединиться к нам не было.

Музыканты заиграли, и мы двинулись вперед. Гальярда — танец, в котором присутствуют энергичные движения ног, повороты и прыжки, причем проделывать все это надо одновременно и строго в такт музыке. Но я сейчас забыла обо всех этих сложностях. Я слушала музыку сердцем, и мне казалось, что время летело, как ветер. Я с упоением вертелась в разные стороны, взлетала в воздух, а господин Хэнкок меня подхватывал, и мы весело кружились по залу, исполняя фигуры одну за другой.

Гальярда закончилась, объявили менее сложный танец. Все устремились занимать места, всем хотелось танцевать. Я присела перед господином Хэнкоком в глубоком реверансе, а затем хотела было ретироваться, но тут трактирщик горячо схватил меня за руку и стал умолять отдать ему следующий танец. Ну разве можно было отказать?

Танцевали не менее часу. Галантные кавалеры наперебой приглашали меня: все новые и новые жители Дартфорда подходили ко мне и, кланяясь, просили оказать им честь станцевать с ними. И всякий раз мне было немного грустно. Как не хотелось возвращаться домой! Но там меня ждали Артур и сестра Винифред. И в то же время я испытывала неподдельное удовольствием, потому что во время танца всем существом отдавалась гармонии музыки и движения, и тревоги мои бледнели и почти исчезали.

Но это продолжалось лишь до момента, когда ко мне подошел и поклонился Джеффри.

— А где сестра Беатриса? — спросила я.

— Ей нездоровилось, и она пошла домой.

— Очень жаль.

Вокруг уже выстраивались пары, пора было начинать следующий танец. Надо было присоединяться или освободить дорогу и не мешать.

Джеффри с улыбкой протянул мне руку. Однако в глазах его я заметила глубокую печаль. Но на душе у меня было так хорошо, что я, увы, легкомысленно не придала этому значения.

— Не уверена, уместно ли будет нам с вами танцевать, — заявила я.

Но он не рассердился, а терпеливо объяснил:

— Джоанна, нам с вами нечего опасаться: у вас есть жених, а у меня — невеста. Давайте хотя бы сегодня будем друзьями. Вы уже танцевали со всеми уважаемыми людьми Дартфорда. Не настала ли очередь и констебля?

Что ж, это звучало весьма убедительно. Я опустилась перед Сковиллом в реверансе. Выпрямилась и взяла его за руку. Он переплел свои пальцы с моими. По руке моей пробежала дрожь. Я быстро отвернулась. Не хотела, чтобы Джеффри заметил, как на меня действует его близость.

Прежде мы с ним никогда не танцевали. Кто бы мог подумать, что Джеффри окажется таким прекрасным партнером. Всякий раз, когда я поворачивалась, он идеально исполнял свою фигуру. Ни разу не задерживал моей руки слишком долго и не отпускал слишком быстро. Гармония между нами была полнейшая, в танце мы составляли как бы единое целое, нам это давалось легко и естественно. В глубине души я надеялась, что больше он со мной не заговорит. Как бы не так!

— Мне всегда хотелось увидеть в вас и эту сторону, — начал Сковилл. — Сегодня вы улыбаетесь и даже смеетесь.

— А что же еще делать на свадьбе?

Фигура танца заставила нас разойтись, и какое-то время мы не могли продолжать разговор. Я должна была взяться за руки и танцевать с другим партнером, стоявшим от меня наискосок. Но скоро мы с Джеффри снова сошлись.

— Так вы считаете, что обычно я угрюмая? — спросила я.

— Нет-нет, — ответил он. — Вы неправильно меня поняли, Джоанна. И ради бога, не подумайте, будто я к вам придираюсь. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Всегда этого хотел.

— Не думаю, что мне на роду написано счастье, — вдруг брякнула я.

Он удивленно округлил глаза. Очередная фигура танца снова разделила нас.

— Странно слышать от вас такое, — сказал Джеффри через минуту, внимательно глядя мне в лицо, — и это говорит женщина, которая меньше чем через месяц выходит замуж.

Я не ответила: просто кружилась и молила Бога, чтобы танец поскорее закончился.

— Я никогда не считал вас угрюмой, Джоанна, — не успокаивался Джеффри. — Вы… вы…

Музыка умолкла. По правилам этикета кавалеру следовало отвесить даме поклон и удалиться, но вместо этого констебль шагнул ко мне и вынул из кармана камзола какой-то предмет; при ближайшем рассмотрении это оказался небольшой полотняный мешочек. Джеффри распустил шнурок и осторожно вытряхнул содержимое мешочка на ладонь.

Я увидела блестящий темный камешек, не больше дюйма в поперечнике.

— Вы знаете, что это такое? — спросил констебль.

— Нет.

Снова заиграла музыка. И опять мы мешали тем, кто выстраивался, чтобы танцевать следующий танец.

— Это опал, — пояснил Джеффри. — У него есть имя: «Черное пламя». Я купил его через месяц после того, как мы с вами встретились на Смитфилде, откуда нас вместе отправили в Тауэр. Я тогда думал, что больше никогда вас не увижу, и приобрел этот камень, такой же черный и блестящий, как ваши глаза.

Я испуганно шагнула назад:

— Джеффри, пожалуйста, замолчите. И немедленно уберите опал. Это, в конце концов, просто неприлично.

Джеффри сунул камень обратно в мешочек и убрал его в карман.

— Да, я это знаю. Прошу прощения, Джоанна.

Вокруг нас вовсю продолжались танцы, а мы стояли посередине комнаты и всем мешали. Люди оглядывались на нас, я даже слышала приглушенный музыкой шепот.

Я повернулась и решительно пошла прочь. Но Джеффри догнал меня, схватил за руку и притянул к себе. Словно мы с ним снова оказались на Смитфилде, в тот самый первый день. С тех пор я чуть ли не всю свою жизнь изо всех сил пыталась избавиться от преследований Джеффри Сковилла. Но он не отставал. И, да простит меня Господь, в глубине души мне это даже было приятно.

— Помните, как мы плыли на баркасе по Темзе к Тауэру? Я тогда очнулся и увидел, что голова моя лежит у вас на коленях. Вы позаботились обо мне. И, несмотря на боль и страшную мысль о том, что я арестован, мне показалось, что свершилось какое-то чудо, и я возблагодарил Господа. Вы так трогательно заботились обо мне, так ласково со мной обращались… и были так хороши… словно ангел, который спустился с небес.

Глаза мои наполнились слезами.

— О, Джеффри, прошу вас, не надо! Мне очень жаль! Мне правда очень-очень жаль, но…

— Я хочу еще кое-что сказать вам, Джоанна, — перебил он, прижимая меня к себе еще крепче. — В тот день, когда вы отправились в Кентербери, я понимал, что, если заключу сделку с людьми короля и сообщу им об этом, вы никогда не простите меня. Но я понимал также и то, что вас могут убить там, в Кентербери, и мысль об этом была для меня невыносима. Даже если бы вы возненавидели меня до конца своей жизни, даже если бы это еще больше сблизило вас с Соммервилем, у меня не было выбора.