Неистощимая - Игорь Тарасевич

Что делали сорок тысяч окаменевших от ужаса людей в рядах и партера, и обоих ярусов, нам не видно. Но мы видим сквозь тьму, сгустившуюся от безумного света вокруг Ксюхи, как пожилой там, на верхотуре, закрывается от света левой рукой, а правой медленно лезет себе за пазуху.

И тут же Ксюха захохотала, широко открывая рот, волосы ее зашевелились. От хохота Ксюхи стены Ледовой Арены заходили ходуном. И тут, наконец, долго сдерживаемый общий крик прорвался сквозь перехваченные спазмами тысячи горл.

– Ааааааа! – вопила Арена. – Аааааааа! Аааааааа!

Пожилой человек наверху уже пришел в себя, выхватил пистолет, направил его на Ксюху и даже успел раза три выстрелить, не причинив ей совершенно никакого вреда, а Ксюха подняла голову и указала пальцем на пожилого. И немедленно пожилой высветился в ослепительном круге света, словно бы работающий без питания прожектор направили на него остающиеся в сознании невидимые осветители. И тут же из пальца Ксюхи вылетела молния. И тут же пожилой весь оказался охвачен огнем. Пылающий комок совершенно неслышно в общем крике упал куда-то между рядами вниз, и новые крики там, где он упал, тоже не стали слышны.

А теперь самое время пару слов сказать о вшах, дорогие мои.

Мы избавим вас от ужасных подробностей. Вы ничего не узнаете – во всяком случае, из нашего правдивого повествования – ни о страшных якореобразных когтях, ни о сосущем хоботке, с мощностью – в сопоставимых, конечно, масштабах – с мощностью морской помпы, хоботке, пропускающем через себя кровопоток, ни о выдвигающихся из хоботка прокалывающих кожу сдвоенных иглах. А главное вот что: вши нам с вами, дорогие мои, встречаются трех видов – вши головные, вши платяные, живущие на теле, и вши лобковые, так называемые площицы. Головные вши – самые безобидные. Ну, осыпаются с головы частички высохших вшивых яиц, словно бы перхоть. Делов-то. Платяные же вши переносят сыпной тиф. Вот это беда. А площицы, чтоб вы знали, дорогие мои, самые милые создания из всех трех видов. Передаются только интимным путем. Так что если ваш друг или подруга рассказывают вам, что подцепили лобковых вшей, держась за поручень в метро, плюньте им в их бесстыжие глаза.

Бороться со вшами практически бесполезно. Вши сами уходят с трупа. Так что не дергайтесь напрасно, дорогие мои: когда-нибудь вы со вшами непременно расстанетесь. А всяческие так называемые прожарки – солдатские форменки или зэковские робы прожаривать, – знакомые каждому, кто служил в советской или российской армии или парился на зоне, бессмысленны. Ну, разве что зимою в горячей, как сауна, прожарке могут закинуться колесами дембеля или правильные воры ширнуться за вечерним чифирком да в тепле опетушить фраерка или «пассажира»[151].

И еще. Лобковые вши выше подбородка не поднимаются. Дело в том, что – мы сами не так давно об этом узнали – волосы на голове решительно у всех людей круглого сечения. Как колбаса. Даже у негров. А на лобках и вообще на теле – у всех! представляете, дорогие мои? даже у потомственных англосаксов! – в поперечном сечении треугольные! Вот ей-Богу! Мы врать не станем. Да мы и никогда не врём.

И вот у лобковых вшей когти как раз такие, которые позволяют им отлично цепляться за треугольные волосы. А с круглых волос площицы со своими треугольными когтями сразу падают, не удерживаются. Поэтому залезать на головы лобковым вшам нет никакого резона. Так что если вы, дорогие мои, однажды обнаружили у своей подруги вшей именно и только на голове, это вовсе не однозначное свидетельство измены, просто ваша дама давным-давно не мыла голову. Убедитесь – она и ниже наверняка давно не мытая.

А наш Цветков задолго до своей смерти изобрел противовшивый препарат, но он оказался никому не нужным. Мы же вам не раз, помнится, об этом говорили.

Вернемся на Ледовую Арену Собраний, где промокшие насквозь люди, давя друг друга, побежали с трибун. Уже ничего невозможно было услышать в общем гаме, только однообразное и неровное, словно бы некто, развлекаясь, крутил туда-сюда колесико реостата, убавляя и прибавляя звук, – только, значит, общее однообразное «ааааааа», в котором тонули и крики боли, издаваемые растоптанными, и трески ломающихся пластиковых сидений, и сухие звуки винтовочных выстрелов с самой уже верхотуры, где сидели тоже, как и пожилой, не задетые ливнем снайперы, которые имели непреложный приказ открывать огонь в случае, если кто-либо поднимется со своего места, вот они и стреляли несколько мгновений вниз, в бегущую толпу собранных сюда правоверных активистов МХПР. Человек двадцать подстреленных упали под ноги бегущим; этого никто не заметил – под ноги бегущим беспрерывно падали люди и без всяких снайперских винтовок.

– Ааааааааааааааа!!!!!!!!

В Ксюху тоже, разумеется, стреляли, но пули не то чтобы не причинили ей никакого вреда, а просто огибали ее по сложной траектории, будто бы идущий на посадочной глиссаде самолет. Как только раздались первые выстрелы, Ксюха вновь подняла указующий перст, из него вылетела еще одна молния, и под крышей по всему периметру Ледовой Арены побежала огненная полоса. Теперь помимо общего ора стал слышен ветровой шум, который всегда возникает при большом пожаре. Выстрелы немедленно прекратились. А Ксюха послала молнию вниз, прямо в пол, и сразу негорючее металло-пластиковое покрытие Ледовой Арены Собраний вспыхнуло и разверзлось, словно бы бесфоменные и бестелесные хляби морские, и бегущие начали падать вниз, туда, в черную, никак не освещаемую бушующим огнем пустоту. Ксюха ничью жизнь никому не обещала сохранить.

Мало кто знал, а мы вам скажем, дорогие мои: там, под полом, где прежде помещалось сложное холодильное оборудование, изготавливающее на Ледовой Арене прекрасный, отвечающий самым лучшим мировым стандартам лед, теперь стояли трехметровые в обхвате емкости с водкою – стандартные железнодорожные цистерны, по специально проложенным рельсам однажды заведенные под Арену и намертво – мы можем употребить сейчас это слово? – намертво укрепленные там под системою насосов, сливных кранов, фильтров, воронкообразных горловин, змеящихся повсюду шлангов, припаянных на крутых боках лестничек и ручек.

Ксюха послала молнию, и тут же клепки на всех обечайках цистерн лопнули, как лопаются застежки лифчика у неудержимо набирающей вес дамы, входные люки на всех цистернах сами собою распахнулись, и из них фортанами начала бить водка, а затем и цистерны перестали существовать – сначала отлетели, как отрезанные, эллиптические боковины, и сразу же потерявшие жесткость стальные цилинды развалились по сварным швам; водка хлынула, образуя цунами. И в эту страшную круговерть падали и падали люди. Водка начала подниматься, как поднимается мутная вода в неправильно вырытом колодце, кружа трупы и еще живых утопающих, заливая вздымающиеся из бездны руки, открытые в неслышимом вопле рты, выныривающие и тут же пропадающие в глубине головы.

Посреди волн на невидимом под водкою постаменте незыблемо стояла Ксюха. Теперь она вновь оказалась в голубом свадебном платье и обрезанных по щиколотку сапогах – в том прикиде, в котором она венчалась Цветкову. Вокруг ног Ксюхи закрутились водовороты; водка теперь перестала подниматься и схлынула. Ксюха шагнула с постамента прямо в безумную влагу, но не двинулась, как можно было бы ожидать, яко по суху, а оказалась на совершенно твердой почве. Сгоревший и обрушенный пол Ледовой Арены вновь принял свой прежний вид. Пожар вдруг прекратился, только теперь ни одного человека, кроме Ксюхи, не было здесь, и никаких следов пребывания людей не виделось ни внизу, ни вверху, ни по сторонам. Ни живого не стало заметно, ни мертвого, водка всё и вся унесла за собою в геенну. Живой тут присутствовала сейчас только Ксюха, а мервым – только Цветков. Ксюха держала тело Цветкова на руках. На Цветкове теперь не стало дурацкого желтого костюма, а были надеты выглаженная белая рубашка и старенькие, но выстиранные джинсы. Сам Костя выглядывал причесанным, усы его – аккуратнейшим образом подстиженными, никаких следов крови и страшных ран не осталось на нем.