Демоны Дома Огня - Александра Груздева

Раскаленные трубы теплотрассы. Левая сторона – сплошной ожог. Почему ей суждено постоянно умирать в огне?

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась она.

– Передумала?

– Нет, но…

– Больно?

– Еще нет, – под его пристальным жгучим взглядом она не могла врать. – Но будет… будет… У меня уже так было, – содрогнулась она.

Громыхнула железная дверь, огромный силуэт заслонил проем:

– Что вы здесь делаете?

Фамильные черты лица, как высеченные в скале, высокомерный взгляд. Гильяно.

– С лилу? – И Ада увидела, как брезгливая гримаса ползет по лицу вошедшего. – В жизни не видел подобного извращения. Выметайтесь!

* * *

Перед закатом все вышли в Сад срезать белые розы. «Время Великой Жатвы…» – провозгласил дон Гильяно. Целые корзины восхитительной «Морской пены» с цветками белыми по краям и перламутровыми к середине, их нанижут на нити и растянут по бальной зале. «Колониальную белую» – любимицу дона Марко – свяжут в букеты и укрепят на стенах, одна из них проведет праздник в петлице дона Гильяно. Крохотные розочки, полудикие, больше похожие на шиповник, чем на окультуренных, выведенных с любовью, выращенных дорогих красавиц, их рассыплют по всему дому. Розы сорта «Карт-Бланш» украсят дам Гильяно – безупречно белые, ароматные. Сама невинность под ножом. Цветы срезали не садовыми ножницами, а родовыми ножами Дома Гильяно – такова была традиция.

Ада бродила по Саду и удивлялась: как прекрасны розы в поместье Гильяно! Столепестковые, как взрыв; строгие высокие бутоны – прямо модницы-секретарши; бесшабашные, разворошенные, как девчонки после сна, с растрепанной прической; загадочные, с резным краем, путаные, как лабиринт.

– Тони, не ходи по корням, ты же мне все цветы вытопчешь! – возмущался Ян.

– Не ходи, не дыши, не плюйся… – ворчал Антонио. – Что прикажешь, святым духом на небо подняться? «Великий Садовник лишил нас вечной жизни…» – заблеял он, переминаясь с ноги на ногу, не мог он спокойно стоять с охапкой роз в руках, а Ян все срезал и срезал розы.

– Хватит! – неожиданно для себя крикнула ему через невысокую живую изгородь Ада. – Жалко ведь.

– И то верно, – поддержал ее Антонио, – я уже еле дышу от этих роз. Вот начнется у меня аллергия, узнаете тогда, что значит артиллерийский чих! – И он потащил охапку в дом.

– Это тебе, – Ян протянул Аде белую розу. – Ее зовут Афина. Немецкий сорт.

Ада всматривалась в розу, как в зеркало: в ее кристально белых лепестках готово было отразиться и небо, и Ада. Посередине бутона – как шарик сливочного мороженого, туго стянутые друг другом нераскрывшиеся лепестки.

– Очень красивая.

– Похожа на тебя.

– Спасибо, – растерянно шепнула Ада. Никто еще не сравнивал ее с белой розой.

А Ян, чтобы сгладить неловкость, объяснил:

– Белая роза – самая сложная задача для селекционеров, очень трудно добиться чистоты цвета, он так и норовит соскользнуть в оттенки: желтый, кремовый, розовый. По-настоящему белая роза – это редкость.

Он должен понять, он должен твердо запомнить и выжечь в сердце: она никогда не будет любить его так же, как он ее. Любовь демона невозможно вынести – ни как дар, ни как бремя. Но как же ему хотелось, чтобы его любили! Пусть тише, меньше, без надрывов, без трепки сердца в лохмотья. Просто любили.

Она ведь никогда не полюбит его так, чтобы об этом сказать вслух. И уж конечно, не полюбит его настолько, чтобы молчать об этой любви. Молчать, как молчит камень.

– Опять вы милуетесь? – гаркнул Антонио у Ады над ухом. – Скоро твой жених от тебя откажется, помяни мое слово. Ян, нам еще «Double delight» срезать надо, и побольше. Никто не хочет заниматься этим гнусным делом, придется нам с тобой, как «ближайшим наследникам»… – скривился он в жуткой гримасе.

– Что за гнусное дело? – поинтересовалась Ада.

– Американский сорт, бело-красные розы. Ими выстилают дно бассейна в холле, – нехотя пояснил Ян.

Зато Аменти был более словоохотлив:

– Раньше смешивали алые и белые, но с 1978 года, как вывели «Двойное наслаждение», дон Гильяно требует только их. Они колючие – смерть. Пока нарежешь – весь исцарапаешься. Но слово его, как ты знаешь, – Закон! Ну, иди в Дом, готовься к балу, не мешай мужчинам делать их работу, – ласково отправил ее Антонио.

Дом превратился в сад. Запахи чая, корицы, мирры перемешивались и создавали один общий – бурный, пенный, особый аромат Ночи Фортуны. Только вот убранство Дома хоть и было роскошным, но больше напоминало прекрасную невесту-покойницу. Красиво, а чувствуется тление. Наверное, потому, что, хоть и стоят срезанные розы отлично, все равно уже умирают и отдают Дому последнюю дань – свой аромат.

* * *

Тому, кто красив, украшения не нужны, хватит и одного бриллианта на пальце и безупречной розы в волосах.

Служительницы в черном не раз сталкивались с тем, что беспечные женщины рода Гильяно изжарятся на солнце до черноты, а к Ночи Фортуны требуют кожу белоснежную, как их розы. Для таких случаев готовили особую ванну, что уж туда сыпали, что лили, Ада не знала, но после долгого терпеливого лежания (девочки подливали горячую воду) она вышла из медной ванны, как Афродита из морской пены, белее снега.

– Мне нужны духи «Шалимар», винтажные, – попросила Ада, не особо рассчитывая на успех. Почему-то захотелось завершить образ насыщенным ванильным ароматом.

Служительница принесла флакон – застывший в хрустале фонтан. И это был тот самый аромат – далекий, прекрасный, уже не существующий в современном мире. Запах из прошлого, аромат странствий. Флер их с Ашером первой встречи.

Платье в пол без бретелек: тесным перехватом подчеркнута грудь, облегающий силуэт, расширяется книзу и летит длинной сверкающей волной. Жемчужно-серое, мерцающее. Отполированный лист металла отобразил лишь ее силуэт. И как ни всматривалась она в искаженное изображение, которое, казалось, вот-вот станет четким, стоит лишь приблизиться еще… и еще… но оно в последний момент расплывалось мутным пятном. «Эта роза просыпалась в разных садах…» – повторяла про себя Ада внезапно пришедшие на ум слова.

Когда вышла на галерею, глянула вниз: людское море колыхалось, разбивалось на пары, плескалось смехом, взрывалось хохотом. Под потолок уходила винтовая деревянная Лестница Иакова, подножие ее утопало в бассейне с бело-красными розами. На ступеньках Лестницы были расставлены терракотовые фигурки богов и богинь, а также приклеены разноцветные рисунки ангелов и других небесных созданий.

Ада спускалась. К перилам через толпу пробрался Марк. У него дрожали пальцы, когда он протягивал ей руку, у него дрожали губы, когда он руку ей целовал. Запах духов неприятно поразил его. Марк поморщился. Страсть невесты к тяжелым восточным ароматам виделась Марку неприятным, но легко устранимым недостатком. Он надеялся, Ада сама поймет, что для астматика ее парфюмерия – удушливая слезоточивая завеса. Но Ада не замечала недовольных гримас жениха. «Придется с ней серьезно поговорить», – подумал Марк.