Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Воллам Мортон

Столь близкое соприкосновение различных слоев является характерной особенностью Глазго. Это означает, что миллион с четвертью его обитателей живет ближе к сердцу города, чем в любом другом социальном образовании такого размера. И этим, по моему мнению, объясняется яркая индивидуальность Глазго. В этом городе нет ничего вялого, половинчатого. Его не спутаешь ни с каким другим. И, в отличие от Лондона, его никак не назовешь городом предместий.

Одна из самых привлекательных черт Лондона заключается в том, что лондонцев как таковых не существует на свете. Многомиллионное население распределено по двадцати восьми столичным районам, а по сути, самостоятельным городкам. И жители этих районов знают о Лондоне не больше, чем о загадочной Атлантиде (а с учетом нынешней дешевизны энциклопедий, может быть, и меньше!). Для среднестатистического горожанина Лондон — то место, куда можно пару раз в год смотаться поразвлечься в ночном клубе. И не более того… В наше время легче съездить из Ливерпуля в Нью-Йорк, чем из Хэмпстеда в Пендж. В результате сложилась абсурдная ситуация, когда миллионы лондонцев не способны сдать простейшего экзамена по топографии родного города!

Однако Глазго — это Глазго. Эгоцентричный город с самой большой и тесно сплоченной общиной во всей Великобритании. В нем практически не существует пригородов. Глазго умудрился стать самым густонаселенным (после Лондона) мегаполисом и при этом не растерять индивидуальности, не рассеять ее по десяткам далеких окраин. Я не ведаю другого города такой величины, где жители знают друг друга (по крайней мере в лицо). А знать человека в лицо для Глазго означает пригласить его на чашечку кофе в одиннадцать утра. Кофе вообще играет большую роль в жизни Глазго. Если даже завтра Клайд пересохнет, все равно в Глазго будут потреблять все то же количество кофе, необходимое для строительства нового лайнера линии «Кьюнард».

В Глазго присутствует особая заинтересованность в трансатлантическом флоте, какой я больше не встречал нигде на Британских островах. Город этот может быть избыточно, почти угнетающе дружелюбным. И еще одно качество, в котором Глазго даст сто очков вперед любому британскому городу, — его доступность. Государственные деятели, как и ведущие бизнесмены, всегда здесь готовы приветствовать иностранца. Самые важные офисы легко распахивают двери перед ним (правда, если он вздумает попусту тратить чужое время, то, думаю, так же быстро вылетит из чужого кабинета, как и попал в него). По правде говоря, я встречал больше бессмысленных ритуалов и помпезного обструкционизма в какой-нибудь бакалейной лавке мелкого английского городка, чем в мраморных залах Глазго, где лорд-провост правит судьбами «второго города» Шотландии.

Глазго занимает то же место по отношению к Эдинбургу, что и Чикаго по отношению к Бостону. Глазго — город радушного приема, который при первой же встрече дружески хлопает вас по спине, в то время как Эдинбург хранит гробовое молчание до тех пор, пока ваше происхождение (или ваши мозги) не откроют вам доступ в общество. Фигурально выражаясь, в Глазго человек невиновен до тех пор, пока его вина не будет доказана. В Эдинбурге же, наоборот, он будет считаться виновным — до тех пор, пока не докажет свою невиновность. Если Глазго сталкивается с чем-то незнакомым, он склонен верить в лучшее. Эдинбург, как и всякий аристократ, пессимист и от каждой новации ожидает одних неприятностей!

Однако основное различие между двумя крупнейшими городами Шотландии заключается не только в противоречии культурной и финансовой традиций. Оно гнездится гораздо глубже. Ведь оба эти города по сути своей позеры. Эдинбург стремится казаться более изысканным, чем есть на самом деле. Глазго, в свою очередь, прикидывается более материальным, чем в реальности. Отсюда и легкая застенчивость Эдинбурга, и наигранная грубоватость Глазго. Принципиальная же разница между ними заключается в том, что Эдинбург насквозь шотландский город, в то время как Глазго — город-космополит. Они настолько разные, что всегда будут тайно восхищаться друг другом. И по этой причине Эдинбург всегда будет играть роль несомненной столицы Шотландии.

Глазго является наглядным примером величественной и вдохновляющей человеческой истории. Он служит своеобразным якорем реальности. Без Глазго Шотландия осталась бы отсталой страной, которая затерялась бы в своих поэтических воспоминаниях и своей безнадежной вражде со временем. Именно Глазго, обращенный лицом на запад — туда, где проходят новые торговые пути и откуда дуют прогрессивные ветры — возвысился после Англошотландской унии. Он призвал Хайленд и Лоуленд позабыть старые счеты и совместно принять участие в строительстве нового мира, развивающегося по законам промышленной революции. Начало этому миру было положено в воскресенье 1765 года, ранним весенним вечером, когда Джеймс Уатт прогуливался по Глазго-Грин, и в голове у него вертелись греховные, совсем не воскресные мысли. В тот день Уатт наконец-то нашел решение мучившей его задачи, а результатом стало создание универсальной паровой машины двойного действия. Это изобретение открыло новую эпоху в развитии человечества и породило новый мир — мир стали и железа, мир высоких труб и скоростей.

Оплывали и догорали старомодные свечи: их время безвозвратно ушло. А Глазго рос и развивался. Этот город, объединивший в своем лице Манчестер и Ливерпуль, стал памятником таланту и энергии шотландского народа.

3

А теперь давайте поговорим о еде.

В наш век всеобщей стандартизации города мира стали настолько похожими друг на друга, что скоро путешествия вообще потеряют всякий смысл. Какой прок уезжать из дома, если архитектура, одежда и даже еда — которая готовится в гигантских гостиничных синдикатах с их унифицированными ресторанами и однотипными гриль-барами — одинаковы по всему миру? Не знающие меня люди могут решить, что автор этих строк либо толстяк-обжора, либо эпикуреец. Хвала небесам, это не так! На самом деле я придаю небольшое значение еде как таковой, но для меня исключительно важна индивидуальность.

В одном из лучших (а, следовательно, и наиболее дорогих) ресторанов Глазго я обратился к официанту с просьбой принести мне хаггис. Юноша (по виду иностранец) был шокирован. Наверное, если бы я попросил доставить мне сэра Вальтера Скотта с вершины колонны, то и тогда состояние моих мозгов не вызвало бы у него столь явного сомнения. Официант наклонился и вперил в меня взгляд, в котором профессиональное подобострастие смешивалось с неподдельной жалостью.

— Вы сказали «хаггис», мсье? — переспросил он и пожал плечами с таким видом, будто за его столик уселся каннибал и потребовал любимую лопатку.

Я поднялся и молча покинул ресторан, чем искренне удивил (и боюсь, оскорбил) официанта.

Зато здесь я вновь повстречался с божественным супом под названием «шотландская похлебка». На сей раз я досконально выяснил, как его готовить, и теперь до конца своей жизни смогу баловать себя этим неземным яством. Более того, сейчас я намереваюсь раскрыть этот секрет перед читателями и тем самым сделать свадебный подарок всем юным невестам, которые, несомненно, заслуживают счастья. Ибо, по моему твердому убеждению, владение рецептом шотландской похлебки многократно повышает их шансы на долгую и счастливую семейную жизнь. Уж вы мне поверьте: если ваша избранница умеет готовить сей суп, значит, она умная и толковая женщина. Такое умение само по себе является гарантией тонкого вкуса и приличных кулинарных навыков: это неизменный комплимент ее здравому смыслу. Я сам почерпнул свои знания не из кулинарных книг (на мой взгляд, наиболее невразумительных образчиков литературы, с которыми не могут конкурировать даже учебники по металлургии, физике и математике). Нет, я просто отправился на кухню, надел фартук и, засучив рукава, приступил к делу. И вот как это делается.