Осквернитель - Павел Корнев

Я лишь спросил:

– Не хочешь открыть камеру?

Бесноватый обшарил Валентина и со связкой ключей подступил к решетке. До меня донесся легкий аромат экзотических специй, дух раскаленных на солнце досок, неприятная затхлость пыли и чего-то неживого, совсем и очень давно.

И тишина накатила, тоже мертвая. Тюрьма словно вымерла; впрочем, если Густав не сплоховал, вымерла она самым натуральным образом, а вовсе не «словно».

Тут бесноватый отпер камеру, я оттолкнул его с дороги и бросился к арбалету, только схватил оружие, и в камеру ворвался перепачканный с ног до головы в непонятной грязи Густав Сирлин.

– Даже не спрашивай, как мне удалось протиснуться в эту клятую дыру! – с вызовом прорычал он, обнаружив, что ситуация под контролем.

Я бы непременно спросил, но сейчас было просто не до того.

– Тюрьма под контролем? – задал куда более важный вопрос.

– За исключением третьего этажа, – ответил чернокнижник и потянул меня за собой: – Быстрее!

– Погоди! – одернул я его и напомнил: – У нас пленный!

– Он тебе нужен?

– Разумеется!

– Тогда о нем позаботятся, – пообещал чернокнижник, и бесноватый поволок бесчувственного Валентина в камеру.

Я припустил за Сирлином и уже на бегу шумно выдохнул:

– Что не так с третьим этажом?

– Не знаю, не могу туда пробиться! – ответил Густав и повернул к лестнице. – А это чревато проблемами.

– Проблемами?

– Серьезными проблемами, – подтвердил чернокнижник и поскакал вверх, перепрыгивая через две-три ступеньки зараз.

В дальнем конце коридора показался Хмурый, который тащил на плече тяжеленную кувалду, я окликнул его и рванул вслед за Густавом.

В один миг мы взлетели на третий этаж и сразу уткнулись в массивную дверь, изукрашенную снаружи, как ни удивительно, символом Изначального Света. И никаких замочных скважин, засов был задвинут изнутри.

Что за бесовщина?

– Я не знаю, что там, – предупредил Густав и указал на скопившуюся под дверью колдовскую пыль. – Здесь какая-то защита, внутрь мне не пробиться.

Смотреть на расчерченное сложной гравировкой дверное полотно и в самом деле оказалось неприятно. Словно это не символ Изначального Света, а его вывернутый наизнанку злой близнец. Или того хуже – уродец, воплотивший в себе оба этих начала.

– Выбивай! – приказал я нагнавшему нас Хмурому и отступил на шаг назад.

Хмурый шумно выдохнул, скинул кувалду с плеча и, пользуясь силой инерции, нанес сокрушительный удар. Дверь вздрогнула, приоткрылась на ладонь и со скрипом замерла, блокированная выгнувшимся засовом.

Я пинком распахнул ее, на всякий случай глянул на внутреннюю сторону и без особого удивления обнаружил там еще один символ Изначального Света, только этот был осквернен – вывернут наизнанку и намалеван какой-то бурой краской.

Кровью? И кому подобное похабство в голову пришло?

– Идем! – поторопил меня Густав. Скопившаяся за порогом пыль тончайшими ручейками потекла за чернокнижником, но сразу выскользнула обратно в коридор, будто ее выдуло призрачным сквозняком. Чернокнижник замер на полушаге и обернулся: – Так ничего не чувствую, – пожаловался он.

– Тише, – прошипел я и поудобней перехватил арбалет. – Хмурый, стой!

Голова раскалывалась, в затылке пульсировала острая боль, а перед глазами все плыло, и причиной тому стал вовсе не быстрый подъем на третий этаж.

Нечто витало в воздухе. Нечто, с чем обычному человеку лучше бы не соприкасаться никогда…

И тут в коридор ступила Берта – непохожая на себя, в бесформенном балахоне до пят, сильно располневшая, с округлившимся животом и безвольно обвисшими руками.

Я невольно шагнул навстречу и лишь тогда заметил приникшего к ней сзади высокого господина с неприятным вытянутым лицом и плохо зашитой заячьей губой. Одной рукой он придерживал девушку, другой приставил к ее горлу черную полоску перекованного в скальпель проклятого клинка.

– Вот что сейчас произойдет, – ровным и лишенным всяческих эмоций голосом произнес он. – Мы спокойно отсюда выйдем, и тогда никто, повторяю, никто не пострадает.

– У меня есть встречное предложение, – поднял я арбалет. – Ты отпустишь ее, и вот тогда точно никто не пострадает.

Густав положил ладонь мне на плечо и до боли стиснул пальцы, призывая успокоиться, а закрывавшийся Бертой господин лишь недобро ухмыльнулся.

– Выбор за вами, – объявил он. – Но советую воздержаться от глупостей. Не стоит доставлять лишних неудобств даме в положении.

Выругавшись, я перестал удерживать его на прицеле арбалета и присмотрелся к словно бы опоенной чем-то Берте. Приметил легкое подрагивание ресниц и тогда отступил, освобождая проход. Заодно потянул за собой и Густава.

– Проходи, – разрешил непонятному господину.

Он нахмурился, резонно заподозрив подвох, и скомандовал:

– Дальше!

Я попятился, незнакомец слегка подтолкнул Берту в спину, но она вдруг обмякла и начала оседать на пол. Господин с заячьей губой рывком вздернул девушку на ноги, и тогда я резко прищелкнул пальцами.

– Эй! – крикнул, привлекая его внимание. – Аккуратней!

Похититель вскинулся, циркачка совершенно неуловимым движением выскользнула из захвата, воткнула ему в глаз невесть как очутившийся у нее в руке скальпель и грациозно отступила в сторону.

Незнакомец взвыл и вырвал клинок из окровавленной глазницы, я спокойно шагнул к нему, поднял арбалет и плавно потянул спуск. Щелкнула тетива, болт угодил точно в лоб, и умудрившийся сбежать из «Тихого места» чернокнижник отправился в Бездну с простреленной головой.

– Я уж думала, ты никогда не объявишься! – немедленно укорила меня Берта.

Отбросив на пол разряженное оружие, я обнял девушку, осторожно прижал к себе и тихонько рассмеялся:

– Ну и разнесло тебя, подруга!

– Еще одно слово, и моему ребенку придется расти без отца, – пригрозила та.

Я за подбородок приподнял уткнувшееся мне в грудь лицо и заглянул в бездонные зеленые глазищи:

– И когда ты собиралась мне об этом рассказать?

– Прямо перед тем, как ты психанул и убежал из дома, – огрызнулась девушка.

– Решила завести ребенка? – вздохнул я, нисколько не сомневаясь, что беременность не была случайной. – А почему бы для начала не обсудить это со мной?

– Никто не держит, – отстранилась Берта. – Можешь уходить.

– Не хочу прерывать вас, – произнес Густав Сирлин, вынимая из сведенных судорогой пальцев мертвеца проклятый клинок, – но надо отсюда убираться.