Боги и чудовища - Шелби Махёрин

Вот оно что. Повисло молчание. Все встало на свои места. Я пристально посмотрела на Коко, страстно желая обнять ее напряженные плечи. Случайно или нет, но все, кого Коко любила, бросали ее. Кроме меня. Неудивительно, что она доверялась только мне и была уязвимой лишь со мной. И все же… сердце у меня начинало ныть, когда я смотрела на Бо, который каждые несколько секунд украдкой бросал на нас взгляды.

– Он не такой, как они, – прошептала я.

Коко фыркнула.

– Он принц.

– А ты принцесса.

– Мы возглавляем два разных народа. Бо нужен своему народу, а я своему. Оглянись, Лу. – Она широко раскинула руки, как будто Моргана, Жозефина и Огюст стояли сейчас рядом с нами. – Как бы все ни закончилось в Цезарине, наши королевства не объединятся. Никогда. У нас нет совместного будущего.

Я выгнула бровь, повторяя ее собственные слова:

– Не попробуешь – не узнаешь.

Коко пристально посмотрела на меня, ничего не сказав.

– Нет, послушай меня, Коко. – Я взяла ее за руки. – Если тебе не нужен Бо, прекрасно. Обещаю: больше не скажу ни слова. Но если он действительно тебе нужен – если ты ему нужна, – вы найдете выход. И у вас все получится. – Я невольно оглянулась на дверь каюты. – Только тебе решать, как выглядит твое счастье.

Коко крепче сжала мои руки, в ее глазах блестели слезы.

– Я же сказала тебе, Лу. Я не знаю, как выглядит мое счастье.

– Ничего страшного. Это нормально. – Я встала, притянула ее к себе и обняла. Бо, Селия и Жан-Люк прекратили разговаривать и испуганно посмотрели на нас. Я не обратила на них внимания. Мне было все равно. – Страшно – не искать счастья. Мы должны попытаться, Коко, или никогда не найдем его.

Коко кивнула, скользнув по моей щеке ладонью, и ее слова эхом отдались в моих ушах: «Честность – это не только рассказ о том, кем вы были раньше, кем он был раньше, кем вы были друг другу. Тебе нужно показать ему».

Я снова посмотрела на дверь каюты. Гнев, конечно, никуда не делся, но страх сменился твердой решимостью. Целью. Мое счастье было неразрывно связано с Ридом, и я никогда не перестану бороться за него. Никогда не перестану пытаться. Коко проследила за моим взглядом с легкой улыбкой. Мягко подталкивая меня вперед, она прошептала:

– Вперед, на поиски счастья.

Отведи меня в церковь

Рид

Я едва не расшиб себе голову, когда заходил в каюту. Пришлось наклониться и потом выпрямиться, чтобы осмотреть свое убежище. Справа захламленный камбуз, полный кастрюль и сковородок. Потертая кушетка прямо передо мной. Круглый стол. В два шага я пересек каюту. На носу корабля за клетчатыми занавесками была спрятана кровать. Еще два шага. Другие занавески скрывали еще одну кровать на корме. Постельное белье слегка пахло плесенью. Солью и рыбой.

В желудке у меня громко заурчало, и я порылся в шкафах в поисках еды. Руки наконец нашли занятие. Разум сосредоточился. Я знал, как бороться с голодом. Решение было ясным и понятным. Эту боль можно было исцелить буханкой черствого хлеба и банкой маринованных овощей. Я положил еду на стойку. Разрезал буханку своим ножом. Открыл морковь и редис. Я искал тарелку, вилку, толком ничего вокруг не видя. А когда нашел, стал есть быстро, решительно, и каждое мое движение было действенным. Сосредоточенным.

Боль в животе не ослабевала.

Чувство вины продолжало накатывать, и в конце концов я отодвинул тарелку, почувствовав отвращение к моркови. К лодке. К самому себе.

Я не мог перестать думать о ней.

«Мы спасем вас. Не знаю как, но спасем. Обещаю».

Я считал себя виновным, но до сегодняшнего дня не слышал свой приговор.

«А ты ведьмак! И даже не будь ты ведьмаком, ты вступил в сговор с ведьмами. Ты женился на ведьме… Переспал с ведьмой. Прятал и защищал ведьму множество раз. Но самое интересное, ты убил ради ведьмы. Ради четырех, если точнее. И самая важная ведьма из этих четырех истекает прямо сейчас кровью на ковре».

Я никогда не слышал таких пылких речей. Таких страстных.

Ненавижу.

Ненавижу ее.

Ненавижу себя за то, что на самом деле вовсе не питаю к ней ненависти.

Мои мысли крутились по кругу, пока я мыл тарелку. Пустую банку. Я убрал их в шкаф вместе с хлебом. Опустившись на кушетку, я уставился на дверь каюты. Я не мог убить ее. Не мог тронуть ее вот так. Да и вообще никак не мог. Когда я подумал об этом – подумал о том, чтобы поддаться искушению, провести по ее телу губами или, возможно, ножом, – к горлу подступила желчь. Может, лучше бросить ее, бросить их всех, как я и хотел в начале.

Сама мысль об этом причинила мне боль.

Нет, я не мог бросить ее, не мог убить ее, не мог обладать ею, а значит, оставалось лишь одно. Ясное и понятное решение. Будь я честен с самим собой, давно бы уже это сделал. Я должен был так поступить в ту же минуту, когда увидел свое лицо на плакате о розыске. Решение должно было даться мне легко.

Правильные поступки редко даются легко.

Я не успел хорошенько подумать об этом, как дверь с грохотом распахнулась, и в каюту ворвалась Лу. Волосы растрепаны. Взгляд решительный. На ней все еще были те мерзкие кожаные штаны, а верхний шнурок блузки развязался. Блузка соскользнула с плеча. Обнажая ключицу. Тонкую и изящную. Я задержал взгляд на ней чуть дольше, чем следовало бы. И отвел глаза, злясь на себя. На нее. Уставился в пол.

– Хватит уже дуться.

Перед глазами показались ее ботинки. Лу подошла ко мне почти вплотную и остановилась. Слишком близко. Я оказался в ловушке. Я не мог пройти, не задев ее своим телом. В каюте было слишком тесно. Слишком жарко. Сладкий аромат Лу окутал все вокруг.

– Ладно тебе, шасс, – язвительно произнесла Лу и наклонилась, чтобы посмотреть мне в глаза. Ее волосы, длинные и густые, рассыпались между нами. Я стиснул кулаки на коленях. Я не прикоснусь к ее волосам. Не стану. – Я понимаю, в зале суда дела были… плохи, но у нас есть план, как спасти мадам Лабелль. Мы перехитрим Огюста.

– Мне все так же плевать.

– А я все так же тебе не верю.

Я упорно не поднимал глаз. Лу выпрямилась, и мой