Кошки ходят поперек - Эдуард Веркин

Прозрачный намек, тонкий. Хотя совсем не тонкий, толстый, как вековой кедр.

Я подошел к коту. Компания расступилась. Все уставились на меня. Шнобель смеялся жизнерадостно. Слишком уж жизнерадостно, если человеку действительно весело, так жизнерадостно он не смеется.

– Здравствуй, Кокос, – подмигнул мне Шнобель. – Как настроение?

– Смешно, – сказал я.

– Да, смешно... – согласился Шнобель.

– Смешно, что парень ходит в таких бабских штанах.

Я указал на штаны Шнобеля. Джинсы были белые, шелковые, обтягивающие, не штаны даже, а лосины какие-то. Куртка коричневая, кожа бизона, буффало булл.

– Да брось ты, – отмахнулся Шнобель. – Пойдем в «Бериозку» сегодня...

– С засранцами я никуда не хожу, Носов, – сказал я. – Сходи вот с ним.

Я указал на Чепряткова.

Чепрятков веселился. Но я прекрасно видел, что Чепрятков не веселится, видел, что Чепрятков зол, Чепрятков очень зол.

– Ну ты... – растерянно произнес Шнобель. – Ты сам...

Неожиданно появилась Халиулина. Халиулина была красная от злобы и праведного возмущения. Она растолкала мальчишек и направилась к коту. Бухнулась на колени и принялась распутывать веревку.

– Ну вы и гады! – говорила Халиулина, стараясь распустить удавку. – Ну вы и сволочи...

Удавка растягивалась плохо, кот извивался и старался высвободиться самостоятельно. Некоторые ребята потихоньку расходились, не все люди такие плохие, как кажется им самим. Кот бился, кусал и царапал Верку, руки у Халиулиной были уже в укусах и царапинах, но она не отступалась.

День пах кровью, уже с утра.

– Такие сволочи, дрянь, паскуды...

Халиулина морщилась то ли от боли, то ли от отвращения к людям, пальцы у нее были перемазаны кровью, синяя кофта тоже испачкалась. Наконец ей удалось отцепить кота, Верка прижала его к груди и направилась ко входу в Лицей. Чепрятков попытался встать на пути Халиулиной, но она неожиданно злобно толкнула его правой рукой. Левой прижимала к плечу притихшую животину. Халиулина была на полторы головы ниже Чепряткова, но Чепрятков не стал с ней связываться, с усмешкой отодвинулся и пропустил.

– Дура уродливая... – отпустил в спину Шнобель.

– Эй, Носов. – Я повернулся к Шнобелю. – А ты знаешь, с тобой и в самом деле что-то не так.

– Что?! – Шнобель машинально заглянул себе за спину.

– Ты просто говно, – сказал я.

Чепрятков захлопал в ладоши.

– А ты дешевка, я тебе уже говорил! – огрызнулся Шнобель. – Связался с неудачниками, а твоя Лара – дешевая...

Я шагнул к нему, но между нами оказался Чепрятков, у Чепряткова была отличная реакция.

– Кокос-Кокос, – сказал Чепрятков. – Нехорошо...

– Отойди, недоносок, – сказал я.

Хотя и прекрасно понимал, чем для меня это закончится.

– Ты мне должен, Кокос. – Чепрятков улыбнулся. – Недоноска я пропускаю, но ты мне должен.

– Что должен?

Но Чепрятков не сказал что. Он вдруг резко нагнулся ко мне, а когда я понял, зачем он нагнулся, я уже падал. Чепрятков быстро ударил меня головой в переносицу. Я успел. Сантиметром ниже – и Чепрятков сломал бы мне нос, а так я просто свалился на асфальт.

День восхитительно пах кровью, только теперь это была уже моя кровь. Я лежал и видел, как она заполняет маленькие трещины в асфальте, это было забавно и красиво. В последнее время меня слишком часто что-то били...

– Я предупреждал, – сказал где-то наверху Чепрятков. – Я предупреждал тогда, все слышали! Что, если узнаю, кто выставил меня на деньги, – убью!

– Какие деньги... – не понимал я.

– Такие деньги. Меня оштрафовали, Кокос, ты забыл? Я должен был оплачивать лечение Киллиана, или ты и это забыл? А кто Киллиану кислоты в штаны напустил? Ты.

– Шнобель...

Я попробовал встать и тут же снова упал, на этот раз не головой, на этот раз Чепрятков ударил коленом. Коленом получилось больнее.

– Ты и твой прыщавый дружок – вы очень удачно тогда подрались в раздевалке, чтобы никто не подумал, что вы заодно! Пусть даже не появляется в Лицее – раздавлю! Хитрожопые какие...

– Шнобель...

Следующий удар был не такой сильный, я успел закрыть лицо локтями, успел увидеть мелькнувший перед глазами белый шелк. Шнобель пнул меня в лицо.

– Пора поговорить конкретно, – сказал Чепрятков.

Он схватил меня за руку и поволок по асфальту, за гараж, к кочегарке.

Я пытался трепыхаться, но получалось у меня не очень умело.

В голове выли какие-то волки, пахло кровью, я открывал глаза, видел Шнобеля и еще каких-то хмырей, решивших присоединиться к потехе. Шнобель улыбался.

Чепрятков заволок меня в угольный сарай, бросил на пол. Пинал сосредоточенно и долго, под конец я уже ничего почти не соображал. Уголь больно втыкался мне в спину, но глаза я все-таки иногда разлеплял.

Шнобель стоял рядом. Я видел его. Он притоптывал каблуком по здоровенному куску угля и приговаривал:

– Давай, давай, давай...

Самый короткий день.

Жил-был один ученый. Биолог. Изучал зоопсихологию. То есть то, как ведут себя животные в разных условиях. Ученый был очень хорошим биологом. Даже больше, он был прирожденным биологом. Животные его очень любили, он мог приручить крокодила, которого вообще нельзя приручить. У него дома поселилась даже маленькая анаконда, так вот, эта анаконда так его любила, что иногда по ночам забиралась даже к нему в постель, чем очень пугала жену биолога.

У биолога была жена. Она была самая красивая и самая добрая. И еще она была самая умная и тоже занималась научной работой. В одной лаборатории открывала новый вид энергии, которой должно было хватить человечеству навсегда. Супербатарейку.

У биолога была дочь. Маленькая девочка. Дочь обожала волшебные сказки, истории про рыцарей, принцесс и трубадуров и другие приключения. Однажды отец как бы в шутку спросил, что хочет дочь получить в подарок на день рождения. Дочка застеснялась, а потом сказала, что хочет дракона.

Отец засмеялся и пообещал, что он подарит ей дракона к шестнадцати годам. У него есть знакомый инженер-генетик, он занимается проблемой создания неоморфов, то есть не существовавших ранее существ. Сейчас у него нет еще нужной технологии, но со временем эта технология будет. И тогда он сможет сделать дракона.

Девочка поверила. И стала ждать своего дракона.

Они жили хорошо и счастливо. Однажды жена ученого, мать девочки, проводила опыт, и взорвался физический прибор, стабилизирующий магнитное поле... В общем, термоядерная реакция из управляемой перешла в неуправляемую. Маленькое солнце.