Покушение - Александр Беляев

«Идиот! Почему не пришел к ним сам? Почему? Ведь все давно уже проиграно. И разве не это подтвердили всем своим видом те, кого вчера провели по Москве? — подумал “двадцать второй”. — А что я им расскажу? Что я знаю? Кем я был? Так, пешкой. Пешкой и полным идиотом!»

В город, на площадь Дзержинского, «двадцать второго» привезли на легковой машине. Заехали во двор здания. И когда проезжали под аркой, «двадцать второй» почему-то вспомнил черную кошку, которая так напугала его в квартире Барановой. «Такой верной примете не поверил! — с горечью подумал он. — Но ничего! Кое-что я все-таки знаю. И все выложу на допросе. Все! До последней буквы! И пусть мне зачтется хоть что-нибудь…»

Подполье предложило Круклису несколько дней не покидать конспиративной квартиры Виксны. Круклис вынужден был отнестись к этому предложению как к приказу. Но потребовал, чтобы связной приходил к нему каждый день и информировал его обо всем, что творилось в городе, а также о том, как выполняются его задания. Таким связным стал Тальцис. После встречи Круклиса он действительно был задержан, двое суток просидел в комендатуре, но за неимением улик был выпущен.

После покушения на Гитлера оккупационный режим в Риге значительно ужесточился. Закрылись некоторые увеселительные учреждения, но рынок остался. И Виксна, державший там рыбную лавку, пропадал на нем целыми днями. Это было в интересах подполья. А Тальцис, работая у него скупщиком, целыми днями мотался по всему городу, по всем рыбачьим пристаням. И это тоже очень было нужно подполью, потому что он все видел, все слышал, мог встретиться, с кем надо, и передать, что требовалось. Но в эти дни стало трудно работать и ему. В городе шли повальные облавы. Гестапо выискивало крамолу. Тальцис боялся ненароком навести на квартиру Виксны ищеек и сказал об этом Круклису.

— Очень опасно. Очень. Я не буду ходить к вам каждый день. Мы за вас, товарищ Сергеев, головой отвечаем.

Круклис в ответ невольно улыбнулся. Ему была понятна озабоченность рижских товарищей, и в то же время он совершенно не мог согласиться с доводами своего связного.

— Во-первых, дорогой Вилис, мы все прежде всего отвечаем за дело, которое нам поручили. А во-вторых, любая опасность — это совсем не повод для того, чтобы прекратить работу. Летчики, которые доставили меня сюда, рисковали в сто раз больше, чем мы с вами. Они точно летели к черту в зубы. Скажите, Вилис, кто-нибудь там, за линией фронта, или здесь мог дать им хоть маленькую гарантию в том, что они в этом проклятом тумане не сядут прямо на палубу немецкого сторожевика или какой-нибудь другой посудины, еще пострашней? Не мог! И тем не менее они и секунды не раздумывали, садиться им на воду или нет. А вы говорите — опасность. Да если бы ее не было, разве я прилетел бы сюда? Разве я понадобился бы тут?

Связной молчал. Он лишь выполнял указания своего руководства. Уж он-то рисковал больше всех. А секретарь подпольного комитета партии прямо сказал, что товарищу Сергееву должна быть оказана самая всесторонняя поддержка. И рижские рыбаки оберегали его.

— Конечно, мы не могли предвидеть, что они сами попытаются убрать своего бесноватого фюрера, — продолжал Круклис. — И не могли предполагать, что обстановка вот так значительно усложнится. Но передай Лаймонту, что я не имею возможности сидеть у моря и ждать погоды.

— Хорошо, товарищ Сергеев. Я понял ваше указание, — ответил тогда Тальцис.

Однако на следующий день он не появился. А через день неожиданно рано пришел сам Береонс.

— Ну как вы тут, дорогой товарищ Сергеев? — крепко пожимая Круклису руку, обеспокоенно спросил он.

— Великолепно! — всплеснул руками Круклис. — Лучше не придумаешь! Если начальство узнает, как я тут проводил время, оно справедливо запишет, что отпуск за сорок четвертый год я полностью отгулял.

— Ну, зачем такой сердитый юмор, товарищ Сергеев? Работа уже началась. Я как раз принес первую деловую информацию, — добродушно улыбнулся Берсонс. — Вы знаете, все получилось, как в пословице: на ловца и зверь бежит.

— Вот как? Все равно не одобряю такой пассивный метод охоты, — все еще недовольно ответил Круклис. — Но уж раз прибежал так прибежал. И что же за зверь?

— Вчера у меня была встреча с одним нашим товарищем. Он работает сейчас в пошивочном ателье. Такой же хозяин, как и я. Так вот, он сообщил, что к нему уже второй раз приходит человек с запиской от самого штурмбаннфюрера Краусса. И уже второй раз делает срочный заказ на пошив кожаного пальто. И при этом не совсем обычного, — рассказал Берсонс.

— От самого Краусса? — внимательно выслушав сообщение, переспросил Круклис.

— Именно. От самого начальника «Русланд-Норда». Вот она, — сказал Берсонс и из подкладки шляпы вынул вчетверо сложенный листок бумаги.

Круклис развернул ее. На ней по-латышски на машинке было напечатано следующее: «Хозяину ателье. Примите заказ и срочно изготовьте кожаное пальто из материала заказчика по указанному им фасону и дополнительным его требованиям. Оплата будет произведена немедленно. Штурмбаннфюрер Краусс». И дата: «03 марта 1944 г.».

— Так, сам начальник «Русланд-Норда» печется о каком-то клиенте. Любопытно, — вернул записку Берсонсу Круклис. — И вы говорите, что это делается уже второй раз?

— Да. По этой записке, как вы видите, шили первый раз, в марте. А два дня тому назад тот же человек пришел в ателье с аналогичной запиской снова. Мы сравнили тексты — полное совпадение. Только дата, естественно, другая. Я принес старую. А то вдруг новую они захотят забрать, — объяснил Берсонс.

— Правильно сделали, — одобрил Круклис. — А кто этот человек, на которого шьют?

— По описанию хозяина, это какой-то русский. Надо полагать, предатель. Ни имени, ни адреса своего он не называл. Но это можно узнать.

— Нужно. И обязательно, дорогой Берсонс. Что о нем известно еще?

— Они договорились, что он зайдет на примерку через три дня.

— Прекрасно. Охрана с ним была?

— Наш товарищ сказал, что он никакого сопровождения не заметил. Тот появился неожиданно, приехал на машине и уехал.

— Что за машина? Номер удалось записать?

— Об этом я не спрашивал, — признался Берсонс.

Круклис, как он это делал у себя в кабинете, прошелся по комнате.

— Русский клиент, опекаемый самим Крауссом. Это очень интересно и очень важно, — в раздумье проговорил он. — Я непременно, дорогой Берсонс, должен сам поговорить с хозяином ателье и посмотреть на этого столь опекаемого клиента.

— Он придет к вам сегодня же, — сказал Берсонс.

— Благодарю, Берсонс. Я и так слишком засиделся на месте. Я сам зайду к нему и попрошу перелицевать вот этот старый шевиотовый костюм. Кстати, это и будет паролем. Я спрошу хозяина: «Нельзя ли у вас перелицевать мой старый костюм?». — Круклис подпорол подкладку у пиджака и отстриг от задела шва на шевиоте небольшой кусочек. Отстриг не просто, а с особым вырезом, и передал этот кусочек Берсонсу. — Вручите его хозяину. Он возьмет пиджак, приставит кусочек на место, убедится в том, что я именно тот заказчик, которого он ждет, и скажет: «Мы охотно перелицуем ваш костюм».