Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

– Почему она так смотрит на этого аморального типа Рика? – спрашивала она, хотя и сама посматривала на него тоже. Вскоре она перестала обращать внимание на то, как он пытается получить выгоду за счет других, наполняет свой сейф деньгами, лжет и раздает взятки. Она видела только, как он брал сигарету, когда в комнату входила Ильза, и как он пил, когда она выходила. Сан Мун хорошо чувствовала те моменты, когда все были несчастны. Она кивала, видя, что все проблемы героев берут свое начало в темной столице – в Берлине. Когда действие фильма вновь переносилось в Париж, где герои улыбались, желая лишь есть хлеб, пить вино и заниматься любовью, Сан Мун начинала улыбаться сквозь слезы, и Командир Га переставал переводить те сцены, в которых и так все было понятно благодаря эмоциям, которые отражались на лице этого мужчины, Рика, и этой женщины, Ильзы, любившей его.

В конце фильма она была безутешна.

Он положил руку ей на плечо, но она не отреагировала.

– Вся моя жизнь – ложь, – шептала она сквозь слезы. – Каждый последний жест. Я представляла себе, что играю в цветном фильме. Будто каждая безвкусная деталь подчеркивалась цветом. – Она пододвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Схватив его за рубашку обеими руками, она стала теребить ткань. – Я должна поехать туда, где сняли этот фильм, – сказала она. – Мне нужно выбраться отсюда, туда, где существует настоящая игра актеров. Мне нужны проездные документы, и ты должен мне помочь. Не потому, что ты убил моего мужа, и не потому, что мы заплатим за все сполна, когда с тобой разделается Великий Руководитель, а потому, что ты – такой же, как Рик. Ты – благородный человек, как Рик в этом фильме.

– Но ведь это просто кино.

– Нет, не просто, – возразила она недоверчиво.

– Но как я могу помочь тебе бежать?

– Ты – особый человек, – ответила она. – Ты можешь вытащить нас отсюда. Я говорю тебе, ты должен это сделать.

– Но Рик принял решение самостоятельно.

– Правильно, я сказала, чтó тебе нужно сделать, и теперь ты должен сам принять решение.

– А как же мы? – спросил он.

Она посмотрела на него так, будто только сейчас стала понимать, каким должен быть ее взгляд. Будто она знала устремления своего партнера по фильму и дальнейшее развитие сюжета.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Говоря «Вытащи нас отсюда», ты имеешь в виду нас, то есть и меня тоже?

Она притянула его к себе.

– Ты мой муж. А я твоя жена. Вместе получается «мы».

Он смотрел в ее глаза, слышал слова, которые, сам того не подозревая, хотел услышать всю свою жизнь.

– Мой муж говорил, что в один прекрасный день все это закончится, – сказала она. – Я не собираюсь ждать этого дня.

Га погладил ее руку:

– У тебя есть план?

– Да, – ответила она. – Я раскрыла его план – паспорт, деньги, проездные. Этот план предназначался только для него одного. Он собирался бросить даже детей.

– Не волнуйся, – успокоил он. – Мой план – не такой.

Я проснулся среди ночи и понял, что родители тоже не спали. Какое-то время до меня доносился топот участниц Молодежной группы Чучхе, которые шли по направлению к площади Кумсусан, где проходили ночные демонстрации военных. Направляясь утром на работу, я знал, что встречу этих девушек по дороге домой. Их лица почернели от дыма, а тонкие руки были исписаны слоганами. Больше всего меня поражали их дикие глаза. Я таращился в потолок, представляя, как нервно стучат своими копытами козлята на крыше, осторожно ступая и не видя края крыши.

Я все раздумывал о том, насколько биография командира Га напоминает мою собственную жизнь. Наши имена были неизвестны – у нас не было прозвищ, которыми нас называют друзья и родные, у нас не было особых слов, которые бы трогали нас за душу. И я начал верить в то, что он ничего не знал о судьбе актрисы и ее детей. Он действительно продолжал двигаться дальше, веря в то, что с ними все в порядке, но думаю, что он даже не представлял себе, как у них дела. Также как и я – мне приходилось составлять биографии своих субъектов на основе документов, описывающих их жизнь до момента встречи со мной. Но я должен признать, что никогда не следил ни за одним человеком, покинувшим Подразделение 42. Самой важной зацепкой для нас стало то, что ради обретения новой жизни Га забрал жизнь кого-то другого. Я доказывал эту теорему каждый день. Спустя годы неудач я, наконец, стал понимать, что при составлении биографии Командира Га описывал и собственную жизнь.

Стоя у окна, при свете звезд я помочился в банку с широким горлышком. С улицы донесся какой-то звук. И затем произошло то, что подсказало мне, несмотря на темноту, несмотря на сотни километров, отделявших меня от ближайшей фермы, – стебли риса вновь пожелтели и настала пора убирать урожай: по улице Синуйчу ехали два самосвала, везя в кузове сотрудников Министерства массовой мобилизации. Они дудели в бычьи рога, стараясь разбудить всех жителей квартала «Рай для рабочих». Внизу моих соседей, в одних пижамах, медленно запихивали в грузовики. К рассвету они уже будут стоять, согнувшись, по щиколотку в грязи и слушать длинную лекцию о том, что такое «труд», благодаря которому все мы как-то питаемся.

– Отец, – прокричал я в темноту. – Отец, неужели мы должны просто выживать? Неужели нам не остается ничего другого?

Осторожно закручивая крышку на банке, я почувствовал, что она стала теплой. Когда грузовики уехали, стало слышно шумное, со свистом, дыхание моего отца – явный признак того, что он не спит.

* * *

Утром пропал еще один человек из моей команды. Я не могу назвать его имени, скажу только, что у него были тоненькие усы и он шепелявил. Его не было уже неделю, и я был вынужден признать, что он не мог так долго находиться на уборке урожая. Скорее всего, больше я его не увижу. Это был уже третий сотрудник за месяц, шестой за этот год. Что с ними произошло, куда они делись? Кто будет работать в отделе «Пуб Ёк», когда старики уйдут на пенсию, а у нас останется только пара дознавателей и пара стажеров?

Мы поднялись на фуникулере на гору Тэсон. Пока Чучак и Леонардо обыскивали дом товарища Бука, мы с Кью-Ки «прошлись» по резиденции Командира Га, хотя думать о деле, которое привело нас сюда, было сложно. Стоило поднять глаза, как сквозь огромные окна перед нами открывался вид на Пхеньян. Меня это поразило. Весь дом напоминал прекрасный сон – Кью-Ки лишь качала головой, рассматривая ванную и кухню, которыми пользовались эти люди. У них был отдельный туалет. Повсюду валялась собачья шерсть, доказывая, что они завели это животное просто ради собственного удовольствия. Мы боялись прикасаться к Золотому поясу, лежавшему в блестящем футляре. Даже сотрудники отдела «Пуб Ёк» не тронули его во время предварительного обыска.

Весь урожай в саду был собран – здесь не осталось даже горошины, которую я мог бы принести своим родителям. Может, Командир Га и Сан Мун взяли с собой свежие продукты, готовясь к долгой поездке? Или Командир Га запасал их для своего побега? В мусорной куче мы нашли кожуру от целой дыни и тонкие птичьи косточки. Может, они жили не так богато, как представляется при виде этого роскошного дома для янбанов?