Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

– Скоро. Уже скоро.

Дома, в маленькой хижине, Андрея ожидал посланник верховного судьи. Когда Андрей распахнул дверь, тот посмотрел на него со скучающим выражением на лице.

– Дерьмовая у вас хибарка, – заявил он, ухмыльнувшись. – Как раз в вашем стиле.

– И что вы здесь забыли?

– Надеюсь, ничего, но если вы вдруг что-то мое найдете, отдайте его мне с процентами, договорились?

Андрей вздохнул и уселся на второй стул. Он рассматривал молодого человека, но ему не удавалось пробиться сквозь стену, возведенную отвращением и природной раздражительностью. Раньше он его не видел.

– С таким острым языком вы вполне смогли бы сменить карлика на должности придворного шута.

– Занимайтесь своими высокоблагородными делами, рассказчик. Поездка была приятной?

– Я сообщил о своем отъезде заранее, как положено, и получил разрешение его величества…

– Да-да. Разрешение его величества на что-либо так же ценно, как собачье дерьмо, потому что он уже за десертом не помнит, что ел на второе. Впрочем, вы это лучше меня знаете, вам ведь доводится частенько с ним беседовать.

«При дворе любого государя зависть – единственная форма признания», – устало подумал Андрей, но, тем не менее, встревожился.

– Его величество требовал меня к себе?

– Надо думать.

– Я немедленно доложу о своем прибытии верховному судье Лобковичу.

– Тем лучше. – Посланник встал со стула и демонстративно вытер ладони о штаны. – Собственно говоря, поэтому я сюда и пришел. Прождал вас целый день. Вы вернулись в город между тремя и шестью, а сейчас уже за полдень. Где вы были все это время? Смывали дорожную пыль?

– Что вам-то до этого? – спросил Андрей, выходя на улицу.

– Не надо смущаться. Расскажите-ка и мне одну историю. О вас в последнее время чего только не рассказывают. Что будто бы вы развлекаетесь с какой-то надушенной шлюшкой, утешитель обедневших дворянок. Таких вещей стесняться не стоит.

Андрей сжал кулаки и широко зашагал, пытаясь оторваться от своего попутчика. Тот тяжело задышал: он был худощав и широкоплеч, однако испанская мода превращала любое резкое движение в настоящее испытание.

– Расскажите об этом его величеству! – злобно прошипел он. – Возможно, тогда к нему вернется желание, и он наконец-то женится на своей невесте, и государство не полетит к чертям собачьим. Как вы на это смотрите, а, рассказчик? Наконец парень остался далеко позади. Андрей в полном одиночестве ворвался к верховному судье. Гнев и страх переполняли его. Разумеется, посланник был совершенно прав, кайзер Рудольф пожаловал его отпуском, но что, если кайзер напрочь забыл об этом уже на следующий день и потребовал к себе своего fabulator? Что, надо было придворным сказать ему: «Ваше величество, должно быть, позабыли, что ваше величество отпустили этого человека»? Есть вещи, которые просто нельзя говорить королям, и к тому же у Андрея при дворе не было никого, кто мог бы за него заступиться.

Он прорвался через переднюю верховного судьи, рывком открыл дверь в его рабочий кабинет и получил сомнительное удовольствие от созерцания того, как старик исследует глубины собственного носа.

– Ваша честь желали меня видеть?

Лобкович вздрогнул, вырвал палец из носа, одновременно пнув конторку, из-за чего целая кипа бумаг разлетелась по всему полу, и сердито взглянул на вошедшего.

– Вас здесь не было, – укоризненно заявил Лобкович. – Известно ли вам, что сделал его величество, пока вы где-то гуляли?

Страх с новой силой охватил Андрея. Лобкович молча смотрел на него. Листы на полу казались обвинительным актом. – Вообще ничего, – сказал наконец Лобкович. – Он дал вам отпуск и все время вспоминал об этом. Он сказал, что когда вы хорошенько отоспитесь с дороги, то должны явиться к нему. – Постепенно до Андрея дошло, что Лобкович просто издевается над ним. – Добро пожаловать, – усмехнулся Лобкович. – Я хотел, чтобы вы не переживали из-за его величества. Ха-ха-ха!

Вот так Андрей вернулся домой – из земли живых мертвецов в землю мертвых сердец. И когда он пришел в себя nocne мелкой мести верховного судьи и снова оказался в одиночестве в своей хижине, то понял, что самое худшее еще впереди.

Угрюмый капеллан Ярки, как и обычно, попытался усадить ее на противоположном конце стола с книгой, но молодые влюбленные, при всем своем нетерпении и страсти, проявили недюжинную выдержку и дождались, пока надоедливый свидетель наконец оставит их одних. Андрей спрашивал себя, был ли монах слишком туп, чтобы заметить, что они делают, когда он покидает их, или слишком умен, чтобы признать свой провал в роли сторожевого пса. Тощий тип бросил на него один из своих пронзительных взглядов, напомнил, что Андрей должен уйти сразу же после того, как допьет вино, и гордо удалился.

Когда он ушел, Андрей понял, что на этот раз в комнате повисла тишина, которой здесь не было до их поездки в Подлажице. «Ничего удивительного, – грустно подумал он, – после всего, что я узнал». Одновременно его мысли крутились вокруг вопроса, почему Ярка тоже так молчалива. Возможно, причина крылась в карете ее двоюродной бабушки, которую ей пришлось оставить в Хрудиме в результате известных событий. Нанятый кучер согласился, когда Андрей удержал часть его жалованья, после починки доставить карету обратно в Прагу. Оставалось надеяться, что двоюродная бабушка Ярки не захочет неожиданно выехать на загородную прогулку. Они добрались сюда в карете Киприана Хлесля.

– Мне понравился этот парень, – прервала молчание Ярка, будто прочитав мысли Андрея.

– Да, было очень любезно с его стороны взять нас с собой.

– Я не об этом.

Андрей минуту помолчал.

– Да, мне он тоже понравился, – заявил он наконец. – У него такой…

– Такое впечатление, что он привык сам о себе заботиться, но, если кто-то к нему присоединяется, он не отталкивает попутчика.

– Да, – согласился Андрей.

– И все же у меня создалось впечатление, что в глубине души он – как бы это сказать? – очень грустный.

– А мне так не показалось.

Андрею никак не удавалось сосредоточиться на теме разговора. «Ну давай же, скажи это», – приказывал он себе. Каждая лишняя минута только усиливала его мучения. Вместе с тем он был благодарен за каждую минуту промедления. Ну как можно сказать женщине, которую любишь, что считаешь ее лгуньей?

– Я думала, он что-то сообщил тебе, когда вы ходили к развалинам монастыря.

– Я помню, он предупредил, чтобы я шел осторожнее и нагибал голову. Но он опоздал: я уже ударился, – выдавил из себя Андрей.

Шутка не удалась.

– Возможно, он страдает от неразделенной любви?

Андрей удивленно посмотрел на Ярку. Ее улыбка будто говорила: он так же влюблен, как и я, только я влюблена взаимно. Он нервно сглотнул.