Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра - Джаспер Ффорде

— Мне его почти жаль, — сказал Джоффи, куда более склонный даровать прощение, чем я. — Бедный Хоули.

— Да, — саркастически добавил Гамлет. — Увы.

МАНИФЕСТ ПАРТИИ ТОСТОВ

Мистер Редмонд Почтаар, чья правящая Партия тостов (бывшая Партия здравого смысла) на прошлой неделе взяла бразды правления в свои руки, огласил манифест партии, в котором дается обещание вывести страну из экономического и социального кризиса. Мистер Почтаар начал с заявления об обязательном употреблении тостов в пищу всеми слоями населения согласно гибкой возрастной шкале, а затем предложил в течение года снабдить каждую семью тостером. «В долговременной перспективе, — продолжал мистер Почтаар, — мы разработаем пятилетний план усовершенствования всех наших производственных областей для создания нового поколения супертостеров, которые не будут иметь никакой конкуренции и сделают Англию мировой тостовой державой». Критики «Тост-манифеста» выразили озабоченность громогласными призывами Почтаара к созданию Североатлантического тостового альянса и подчеркнули, что исключение из него нетостоядных наций создаст нежелательное международное напряжение. Мистер Почтаар пока не ответил на эти замечания, но призвал к реформе парламента.

«ЖАБ», 4 августа 1988 г.

Спустя две недели я вернулась в свой дом, заполненный цветами так, что он стал напоминать Кью-Гарденс.[82]Правая сторона тела до сих пор плохо слушалась, но с каждым днем я все больше ощущала ее частью себя, и онемение проходило. Я сидела у открытого французского окна и смотрела в сад. Воздух полнился запахами лета, ветерок ласково играл занавесками. Пятница рисовал мелками на полу, из-за двери доносился треск старого «ундервуда» Лондэна, на кухне радио пело голосом Луи Армстронга «La Vie en rose». Впервые за невообразимо долгое время я могла расслабиться и посидеть спокойно. До полного выздоровления мне еще далеко, но я обязательно вернусь на работу — может, в ТИПА, может, в беллетрицию, а может, и туда, и туда.

— Я пришел попрощаться, — сказал Гамлет.

Он уже порадовал меня известием о том, что Уильяму Шагспифу удалось выгнать «Виндзорских насмешниц» из «Гамлета» и обе пьесы стали такими, какими им и полагалось быть: одна — загадочной, другая — побочным продуктом.

— Вы уверены?

Он жестом велел мне помолчать и под восхищенным взглядом Алана уселся на диван.

— Я многому научился, пока жил здесь, — начал принц. — Я узнал, что Гамлетов много и каждого из них мы любим за неповторимую трактовку образа. Мне нравится Гибсон, поскольку он меньше других подвержен сомнениям. Орсон — потому что у него лучший голос, Гилгуд — за легкость вхождения в роль, Джекоби — за страсть. Кстати, вы не видели этого парня, Брану?[83]

— Нет.

— Он только начинает. Сдается мне, из него выйдет потрясающий Гамлет.

Он призадумался на мгновение.

— Столетиями я беспокоился, не сочтут ли меня зрители болтливым ублюдком, не способным решиться на что-либо, но, повидав реальный мир, я понял, в чем привлекательность моей пьесы. Она популярна потому, что мои слабости — это ваши слабости, моя нерешительность — ваша нерешительность. Мы все знаем, что надо делать, просто порой не понимаем, как к этому подступиться. Необдуманные действия ни к чему хорошему не приводят. Я же довольно долго колеблюсь, но в конце концов принимаю верное решение. Я не сгибаюсь под ударами судьбы и с оружием в руках восстаю против моря бед. В этом и заключается мое послание человечеству, хотя я не уверен, в чем именно оно состоит. Может, и послания никакого нет. На самом деле я не знаю. Кроме того, если бы я не сомневался, никакой пьесы не получилось бы.

— Значит, вы не станете убивать дядю в первом же действии?

— Нет. Я оставлю пьесу в первозданном виде. Вместо этого я решил направить свою энергию на службу беллетриции. Стану агентом по шекспировским пьесам. Может, займусь еще и Марло, но Вебстер меня не особенно привлекает.

— Замечательные новости, — сказала я ему. — В беллетриции очень обрадуются.

Гамлет помолчал.

— Меня все гложет, кто проболтался Офелии насчет Эммы. Ведь это не вы, правда?

— Честью клянусь.

Он встал и с поклоном поцеловал мне руку.

— Навещайте меня иногда, ладно?

— Можете на это рассчитывать, — ответила я. — Только один вопрос: как вы разыскали Дафну Фаркитт? Она же отшельница из отшельниц!

Он усмехнулся.

— А я и не разыскивал. К началу Суперкольца мне удалось набрать только девять человек: больше антиганистов в Суиндоне в два часа ночи не нашлось.

— Значит, никакого фан-клуба Фаркитт не существует?

— Уверен, где-нибудь он наверняка есть, но Ган-то этого не знал!

Я рассмеялась.

— Сдается мне, вы станете ценным приобретением для беллетриции, Гамлет. И я хочу сделать вам маленький подарок.

— Подарок? По-моему, мне вообще никогда не дарили подарков.

— Правда? Ну, надо же когда-то начинать. Я хочу подарить вам… Алана!

— Дронта?

— Мне кажется, он станет отрадой и украшением эльсинорского замка, только не давайте ему вмешиваться в основное действие.

Гамлет посмотрел на Алана, а тот ответил ему взглядом, полным тоски и надежды.

— Спасибо, — сказал принц с еле уловимым оттенком неискренности в голосе. — Я весьма польщен.

Алан слегка обмяк, когда Гамлет взял его на руки, и в следующее мгновение оба исчезли, перенесясь в Эльсинор: Гамлет — продолжать карьеру профессионального мямли, а Алан — ставить на уши датский двор.

— Привет, Душистый Горошек.

— Привет, пап.

— Ты великолепно провела Суперкольцо. Как себя чувствуешь?

— Отлично.

— Я не говорил тебе, что в момент попадания святого Звлкикса под двадцать третий автобус индекс крайней вероятности армагеддона подскочил до восьмидесяти трех процентов?

— Нет, не говорил.

— Ну и ладно… просто не хотел тебя волновать.

— Пап, кто такой святой Звлкикс?

Он наклонился ко мне.

— Никому не говори, но это был некий Стив Шульц из Совета по продаже тостов. То ли я его в свое время нанял, то ли он сам обратился ко мне за помощью, точно не скажу. История столько раз переписывала самое себя, что уже и не выяснишь, с чего все началось. С тем же успехом можно попытаться угадать первоначальный цвет стены, которую раз восемь перекрашивали. Одно могу сказать: жизнь куда более странная штука, чем нам кажется. Но главное, «Голиаф» теперь подотчетен Совету по продаже тостов, а Ган отстранен от власти. Все происшедшее — раз и навсегда свершившийся исторический факт и таковым останется.