Последний английский король - Джулиан Рэтбоун

К полудню герцог начал догадываться, что дело не двигается с места, и сам взялся за работу. Я и сейчас вижу, как он мечется по пристани в Сен-Валери, размахивает руками, гонит солдат в одну сторону, моряков в другую, собственноручно вышвыривает запасы корма для лошадей из какого-то корабля и велит наполнить его пшеницей, лошадей заталкивает в узкий проход между скамьями для гребцов, а потом выводит их оттуда, когда конюх доложил ему, что животных еще не поили. Давно перевалило за полдень, близился вечер, солнце уходило за тучу на западной половине небосклона. Вильгельм выходил из себя. Один писец из Ле-Бека попытался намекнуть, что, если он не отменит последнее свое распоряжение, флот отчалит в обратном порядке по сравнению с первоначально намеченным. Вильгельм столкнул бедолагу в воду, выхватил у слуги поводья своего черного боевого жеребца и отправился прямиком на «Мору», а там приказал экипажу без промедления ставить паруса и выходить в море.

Разумеется, как только герцог убрался, все пошло гораздо быстрее, и спустя час, еще до темноты, весь флот отчалил от берега. Мы всего лишь на милю отстали от флагмана. Армия набралась не такая уж большая, две тысячи тяжеловооруженных всадников, три тысячи пеших воинов и еще три тысячи легковооруженных – это уже не рыцари, а по большей части лучники. Ну и, как положено, повара, конюхи, оружейники, писцы и все прочие. Чуть менее десяти тысяч человек.

Ночью ветер немного стих или переменил направление, так что часа через два после рассвета, двадцать восьмого числа, когда мы увидели землю, это оказался Бич-Хед, большой мыс с очень высокими и ослепительно белыми скалами в двух милях к западу от залива Певенси. Учитывая, что переход мы совершили в темноте, нельзя было не похвалить наших навигаторов: французский лоцман, рыбак из Сен-Валери, прекрасно знал, куда он нас ведет, поскольку французы часто вторгались в английские воды.

Примерно через час флот вошел в гавань Певенси. По пути мы захватили английского рыбака, и он подтвердил, что гарнизона в крепости нет. Между далеко выступавшими молами (еще римской постройки) тянулся топкий, усыпанный гравием берег. «Мора» с разгону наскочила на него носом, и Вильгельм во всех своих доспехах поспешно спрыгнул с корабля – ему ведь непременно нужно было первым ступить на английскую землю. Само собой, он свалился в воду, и его с трудом подняли на ноги.

Других приключений не было, после полудня вся армия оказалась за стенами римской крепости, а корабли вытащили на берег. Все шло хорошо, даже чересчур хорошо. Нигде не было видно ни одного английского воина, ни одного корабля. Естественно, Вильгельм заподозрил, что ему устроили ловушку. Он пригрозил пыткой местным жителям (это были два старика с женами), и те сообщили, что войска, находившиеся прежде в крепости, а также корабли, стоявшие в гавани, ушли еще две недели тому назад. Вильгельм приказал пытать их для пущей уверенности, но больше ничего старики сказать не смогли, и когда одна из женщин умерла под пыткой, Вильгельм махнул на остальных рукой.

Свойственная Вильгельму подозрительность усугублялась новой и неясной для него ситуацией. Герцог решил, что предосторожность не помешает, и распорядился насыпать новый земляной вал, более высокий, чем римские стены, и укрепить его бревнами, которые он специально для этой цели вез через Пролив. Тем временем он разослал всадников по окрестным деревням до самого Даунса, приказав выведать, что тут все-таки происходит. Нигде не находили ни людей, ни коней, ни кораблей, но, как и предсказывал Ланфранк, амбары были полны хлеба, на полях паслись коровы и овцы.

Постепенно Вильгельм стал успокаиваться. Пришло известие, что Гарольд отправился на север навстречу какому-то врагу – никто не знал, какому именно – и забрал с собой все войско. И все же Вильгельм страшился западни, боялся пасть жертвой какой-то сложной интриги, боялся удалиться от своих кораблей, выйти на открытое место, словно английская армия могла внезапно появиться из воздуха и уничтожить его силы на суше, а английский флот тем временем сжег бы его корабли. Но когда Вильгельм убедился, что на пятнадцать миль в округе, то есть, по его понятиям, на расстоянии дневного перехода, войска и в помине нет, он удалился от берега настолько, насколько смог отважиться – на шесть миль – и остановился у Гастингса.

Залив Певенси окружен болотами, там мало деревень, и трудно было бы снабжать армию продовольствием, да и в качестве военного лагеря Гастингс представлялся более надежным. Он расположен на возвышенности между двумя реками, Бредой и Булверхитом, гавань закрыта от нападения с моря и суши, город окружен богатыми усадьбами. Деревни обезлюдели, ополчение спряталось за холмами в лесах и ожидало возвращения Гарольда. Вильгельм тщательно и планомерно занялся мародерством. Немногих мужчин, которых застигли в домах, он повесил, с женщинами обошлись обычным манером, детей согнали в сараи, чтобы со временем продать в рабство, младенцев насадили на копья... Вильгельм называл это оздоровлением расы.

Через неделю стало окончательно ясно, что Гарольд и его армия находятся далеко к северу от Лондона. Мы догадывались, что только серьезная угроза, вторжение Тостига, а то и самого Харальда, могла вынудить его оставить незащищенным юг. Вильгельм потирал руки: оба его соперника вцепились друг другу в глотку – вот потеха...

– Похоже, ты не любил Вильгельма?

– Нет, мадам, не любил.

Дожевывая последнюю котлету, Уолт пробормотал:

– Так какого же черта ты подстроил ловушку Гарольду? – Лицо его раскраснелось, вина было выпито много, как обычно бывает, когда напитки подают охлажденными.

– Когда-нибудь я расскажу тебе. Или Аделиза, если она помнит.

– Я помню, папочка, – откликнулась Аделиза, покачав головой, так что волосы ее рассыпались по плечам. Опустив взгляд, она уставилась в тарелку и слегка надула губы.

– Рассказывай! – потребовал Уолт, но его остановила Амаранта:

– Лучше в другой раз. Сейчас это отвлечет нас от основного сюжета.

– Надеюсь, он по крайней мере объяснит, с чего это он так рвался вести в бой армию Ублюдка, да еще и петь при этом.

– Непременно объясню, – суховато пообещал Тайлефер.

И все же, когда советники предложили Вильгельму, не теряя времени, двинуться на Лондон и либо принудить богатых горожан принять его сторону, либо разграбить и сжечь город, он отказался: в Гастингсе герцог чувствовал себя в безопасности, почти как дома. Он уже начал строить замок – первый из тех, что предстояло возвести в этой стране (укрепленные замки – еще одна его мания), и ему было спокойнее, когда корабли оставались у него под рукой. Видимо, Вильгельм предполагал, что Гарольд может привести армию (как многие предрекали), во много раз превосходящую его собственную, и рассчитывал попросту погрузиться на корабли, распрощаться с Англией и уплыть домой.

Седьмого октября, через девять дней после высадки, мы получили известия из Лондона. Пятого числа Гарольд вернулся с севера и привел с собой передовой отряд дружинников. Вильгельм узнал также о двух битвах, при Фулфорде и при Стэмфорд-Бридже. Для него это были хорошие новости: Харальд мертв, одним претендентом на престол меньше. Кроме того, раньше он опасался, что Гарольд выставит на поле до двадцати тысяч солдат, считая и северян, но воины Мерсии и Нортумбрии полегли при Фулфорде, да и дружинники из Уэссекса и южных графств, хотя и одержали победу при Стэмфорд-Бридже, тоже понесли тяжелые потери. Теперь казалось вероятным, что силы противников будут равны, может быть даже, у Вильгельма окажется некоторое преимущество. Советники убеждали его осадить Лондон, пока не подоспело все войско Гарольда, но Вильгельм стоял на своем. Из полученных сообщений становилось ясно: Гарольд отличный полководец, его люди – закаленные бойцы. С Норвежцем не всякий бы справился.