Воин пяти Поднебесных: Пророчество - Уэсли Чу

Боевой монах запнулся. Огромная ручища ухватила Цисами и отшвырнула, как тряпичную куклу. Небо и земля несколько раз сменились местами, пока она то катилась кубарем, то ехала на коленках. Торможение получилось не из мягких. Цисами встала, отряхнулась и крикнула:

— Котеуни, могла бы и помочь!

Та со стоном поднялась и вытащила саблю.

— Я еще жива!

Тени-убийцы вновь окружили воина, на сей раз относясь к нему с большим вниманием. Они нападали с разных сторон, по очереди подскакивая и увертываясь от его длиннющих рук. Котеуни подбегала и высекала саблей искры из железных колец; стоило ему отвлечься, Цисами нападала сзади, ища ножом уязвимое место. Таких мест было мало, но даже удары, не пробивавшие кожу, оказывали свое действие. Несколько атак, казалось, наконец утомили огромного боевого монаха.

Цисами так сосредоточилась на своей цели, что чуть не пропустила упорное царапанье на запястье. Опустив взгляд, она прочитала: «Дай прицелиться». Больше ничего ей не было нужно. Она кое-что прикинула в уме и резко бросилась вправо.

— Жми!

Отряд умел действовать сообща и не нуждался в дальнейших указаниях. Обе женщины сообща атаковали монаха — сабля Котеуни высоко мелькала с одной стороны, а вооруженная ножами Цисами стелилась над землей. Монах перехватил саблю открытой ладонью и попытался отшвырнуть Цисами в сторону. Вместо того чтобы увернуться, та повисла у него на руке — один нож соскользнул с железных колец, зато второй воткнулся в сгиб локтя.

— Давай! — закричала Цисами.

Обе сделали все возможное, чтобы вынудить противника открыться. Вдалеке послышался звон, в воздухе мелькнуло что-то длинное и черное. Служитель Ханьсу тоже это понял, но слишком поздно. Он сбросил нападавших и скрестил перед собой руки в то самое мгновение, когда в него вонзилась длинная стрела Бурандина.

Несколько железных колец разлетелись на куски; от силы удара брата Ханьсу отбросило спиной вперед за порог храма. Он с грохотом упал и проехал по полу, прежде чем врезаться в стену под мозаикой в дальнем конце молитвенного зала. Длинная стрела пробила обе его руки и грудь.

— Ханьсу мертв, можно гордиться.

Цисами и ее ближайшая помощница торжествующе пожали друг другу руки и устремились за добычей.

Войдя в храм, Котеуни принялась тушить все источники света, а Цисами пошла удостовериться, что монах мертв.

Она была на полпути, когда появился второй брат Ханьсу — моложе и меньше ростом. Вместе с какой-то девицей он вел стайку детей в безопасное место, когда увидел убитого. Служитель культа живо бросился к старику.

— Люмань!

Цисами усмехнулась:

— Кажется, мы осиротили щенка.

Этот боевой монах с полудетским лицом был почти вдвое меньше — и, вероятно, вдвое младше. Откуда-то из сумрака донесся голос Котеуни:

— Такой милашка. Может, оставим его себе?

— Нет, — ответила Цисами. — Представь, сколько сил уйдет у бедного Цанга, чтобы приучить его к лотку.

Щенок осознал свою ошибку слишком поздно, когда повернулся лицом к убийцам бедного Люманя. Он сжал кулаки и принял боевую стойку.

— Цофи, возьми детей и беги.

— Пахм, нет, их двое. Не надо, пойдем с нами! — воскликнула молодая женщина, отчаянно размахивая руками. — Ты нам нужен!

— Бегите! Скорее!

Молодой Ханьсу, не сводя глаз с Цисами, двинулся к ней.

— Лучше послушай свою подружку, — пропела Цисами. — Она, кажется, не дура. Мы, может быть, даже позволим вам унести ноги.

— Она неглупа, в отличие от тебя, — добавила Котеуни. — Мы только что убили твоего наставника.

Монах приготовился к бою.

— И вы за это заплатите.

Он уступал Люманю в росте, но все равно был настоящим великаном. Цисами подумала: жаль, что ему не суждено сделаться еще больше. Каждую руку Пахма украшало всего четыре кольца, но даже не это выдавало неопытность. Ярость — вот что говорило о недостатке самообладания. А еще чрезмерно агрессивная боевая стойка. Но самым красноречивым свидетельством того, что юному Ханьсу недоставало опыта, были…

Цисами прищурилась:

— Ты плачешь, щеночек? Глупыш, в бою не надо плакать.

Глаза у молодого монаха действительно покраснели, по щекам текли слезы.

— Может, он начитался чувствительных стихов, — язвительно заметила Котеуни.

Цисами подхватила насмешку:

— Или мы убили его мамашу по пути сюда.

Монах вытер лицо рукавом.

— Тяньди проклянет тебя, чудовище. Если я первым не отправлю тебя в преисподнюю.

Дети, сжавшись кучкой, стояли в дверях.

— Брат Пахм, что делать?

— Бегите! — крикнул он и набросился на Цисами.

Малыши остались на месте.

Молодой монах уже почти столкнулся с Цисами, когда она небрежно сделала шаг назад, в темную нишу. Она исчезла в сумраке и появилась в темном углу под потолком. Оттуда Цисами прыгнула на плечи воина и пнула его в затылок так, что он с грохотом врезался в стену.

Как только он поднялся и повернулся к ней, на него напала Котеуни — удар саблей выбил из-под него опору, и он снова повалился наземь, а она исчезла в темноте. Молодой монах, взревев, бешено замахал руками — он дрался в том же обезьяньем стиле, что и его учитель, но далеко не так ловко. Цисами, словно танцуя, уклонялась от неуклюжих ударов и полосовала молодого брата Ханьсу ножами. Скоро все его одеяние превратилось в лоскуты. Алые пятна начали появляться там, где лезвие рассекло кожу.

Две тени-убийцы играли с неопытным боевым монахом, постепенно сбивая с него спесь. Движения Пахма становились всё медленнее, промежутки между ними — всё длиннее. Гнев придавал ему сил, но гибель была неизбежна.

Даже дети это поняли. Они визжали все громче, по мере того как боевой монах истекал кровью, и скоро их крики совсем заглушили звуки боя.

Цисами на мгновение отвлеклась и цыкнула:

— Вы, сопляки, не можете помолчать? Я хочу убить вашего монаха спокойно!

Но дети завопили еще пуще.

Монах попытался воспользоваться тем, что она отвернулась, — на это Цисами и рассчитывала. Он встретился лицом с подошвой ее сапога, и голова у него откинулась назад. Нож Цисами вонзился ему в грудь; Котеуни ударила сзади, вогнав саблю противнику в плечо. Обе отступили, когда Ханьсу, зашатавшись, упал на колени. Битва была окончена, хотя Пахм этого еще не понял. Тщетно хватаясь руками за воздух, он опустился на четвереньки.

— Можно? — спросила Котеуни.

— Пожалуйста.

Котеуни зашла ему за спину и запрокинула жертве голову, обнажая шею. Поднеся саблю к горлу монаха, она подмигнула.