Песня ночи - Валери Шервуд

Дон Рамон усмехнулся.

— «Эльдорадо» ждет в порту, — сказал он. — Сегодня на нем будет только охрана. В Эль-Морро начнется пожар, и все внимание будет привлечено к крепости. Многим пленникам удастся бежать, и среди них, возможно, окажется несколько пиратов. Думаю, — насмешливо глядя на Келлза, продолжал дон Рамон, — вам не составит труда вывести корабль из гавани и уплыть как можно дальше.

Келлз улыбнулся. Пожалуй, что сомневаться в этом не приходилось.

— Рамон, — сказала Каролина, подойдя вплотную к испанцу. — Рамон, я…

— Не надо ничего говорить, донна Каролина, — ласково глядя на блондинку, сказал дель Мундо. — Я делаю это по доброй воле и постараюсь извлечь для себя пользу из этой ситуации.

Келлз выступил вперед и протянул испанцу руку.

Из гаванского порта под пологом ночи вышел бело-золотой корабль, ведомый отчаянными людьми, стремящимися на родину. «Эльдорадо» впервые выполнял столь странную миссию; на судне возвращалась домой довольно странная компания — английские и американские моряки и пираты и несколько английских аристократов; эти последние сейчас стояли на палубе, молча глядя на пушки мрачной крепости Эль-Морро, мимо которой проплывали.

Корабль уходил в бархатную тьму ночи.

Келлз смотрел на зияющие черные бойницы, на могучие очертания крепости.

— Между мной и Испанией воцарился мир. Я думаю, что больше никогда не смогу выступить против донов.

У Каролины, знавшей, почему пушки молчат, увлажнились глаза. Наконец-то она принесла мир в душу своего беспокойного возлюбленного. Она снова взглянула на крепость — и вдруг, повинуясь внезапному порыву, послала воздушный поцелуй и старой Гаване, и тому, кто заставлял молчать эти грозные пушки. Она надеялась, что он найдет свое счастье и жаркие объятия той, которая подарит ему сильных сыновей и будет любить его так, как любила бы его она, Каролина, не будь Келлза.

Взгляд Рэя был устремлен к стенам крепости, уже таявшим в дымке.

— Каролина, — сказал он, — что бы ни случилось со мной, в Гаване есть человек, который любит тебя.

— Я знаю, — проговорила она вполголоса. — Я знаю это, Рэй. — Каролина смахнула набежавшую слезу. — Я должна начать называть тебя Рэем, ибо Келлз остался в прежней жизни.

— Да, — кивнул он, глядя вслед уплывающей крепости и своему врагу, с которым ему никогда не доведется скрестить шпаги. — Все позади, Каролина. Все.

— Не все, — пробормотала она, прижимаясь к нему теплым бедром. — Что-то мы унесли с собой из этого мира.

Он ласково взглянул на нее, на эту чудесную женщину, которую вновь обрел. Она была права. Любовь их окрепла и стала еще прочнее. Так много пришлось пережить им, любовь их пересекала изменчивые моря, но при этом не стала такой же изменчивой, как море. Они узнали, что такое насилие и что такое ревность. Все силы зла, казалось, стремились разлучить их, но невидимые нити любви прочно связывали их.

Он погладил ее по волосам.

— Каролина, Каролина, — проговорил он глухим голосом. — За что мне такое счастье?

Это была минута из тех, которые потом вспоминаешь долго и часто, лелея в памяти каждое слово, каждый жест…

Каролина оглянулась. Величественная крепость Эль-Морро исчезла из виду, и как раз над тем местом, где только что чернели стены с бойницами, зажглась звезда. Путеводная звезда, по которой они поплывут через ночь по бескрайнему океану. Поплывут вместе.

Навечно вместе.

Стоявший неподалеку Робин Тирелл наблюдал за Каролиной и ее сестрой. Две женщины с сильными характерами, похожие во многом, но такие разные. И его чувства к ним тоже были разными. Каролина — как яркая звезда, но светила она на чужом небосклоне. Благодаря Каролине он узнал, что такое тоска по недоступному.

Но Руж — он всегда думал о ней как о Руж, не как о Пенни, — Руж возбуждала его, разжигала в нем пламя. Он до боли желал ее. К Каролине тянулось его сердце, но Руж он должен был обладать во что бы то ни стало. И она знала это. В ее улыбке было что-то кокетливо-манящее, как и в ее ленивых, полных неги движениях.

Робин невольно застонал.

Казалось, ему на роду написано всю жизнь зависеть от женщин. А с этой ему придется еще хуже, ибо она создана для того, чтобы повелевать. Боже, он готов был следовать за ней как верный пес, выслуживаясь ради ее благосклонности. Он, маркиз Солтенхэм! Боже, как низко он пал! Это было…

— Пойдем, Робин, — сказала Пенни, заметив состояние своего возлюбленного. — На этом корабле, должно быть, найдется местечко более уединенное, чем палуба!

Свет в ее глазах нельзя было спутать ни с чем другим, и он так много обещал.

— Мы найдем место, — прохрипел в ответ Робин и поспешил следом за Пенни.

Каролина оглянулась, проводив парочку взглядом. Такая женщина, как Пенни, подумала она, сможет даже повесу Робина держать в узде!

— Да, Робин наконец-то попал в рабство! — со смехом сказала Каролина.

— Он такой же раб Руж, как и я — твой, — улыбнулся Келлз. — Приказывай, моя госпожа!

Он обнял ее и заглянул своими искристыми глазами в мерцающие серебряными блестками глаза подруги.

— О, Рэй, — прошептала она, прижимаясь к его плечу. — Мы спасены. Теперь у нас будет свое гнездо, свои дом!

Рэй Эвисток, благородный джентльмен из Эссекса, тот, кого больше никогда не назовут Келлзом, ласково смотрел на любимую. Она была такая чудесная, такая юная и в то же время такая храбрая и мудрая. Душа его наполнялась смирением при мысли о том, как отважно сражалась она за него, как готова была бросить свою жизнь на алтарь их любви. И слова были уже не нужны. Каролина всегда будет искушать других мужчин, и об этом он знал тоже. Но она всегда найдет дорогу домой.

В его объятия.

Стоял май, и зной навис над северным побережьем Кубы. Кругом зеленели заросли сахарного тростника, который в один прекрасный день должен был превратиться в превосходный кубинский ром. Колокольный звон призывал смуглых улыбчивых кабальеро и их закутанных в мантильи дам к мессе.

В это самое время в гавани гаванского порта свершилось чудо. Огромный бело-золотой корабль «Эльдорадо» внезапно появился в порту. На мачте развевался красно-золотой испанский стяг.

Пушки Эль-Морро глухо ухнули, приветствуя галион. Чуть погодя им вторили пушки Ла-Фуэрса.

На судне прибыл в Гавану посол Испании в Англии, прибыл собственной персоной. Ему было чем гордиться, ибо разве не он вернул самый величественный из испанских кораблей в порт, к которому тот был приписан?

Весь белокаменный город с его нарядными жителями и столь же нарядными улицами пришел в движение.

Посол был принят губернатором в официальных апартаментах в крепости Ла-Фуэрса. Но как только стало известно о цели миссии, прием был продолжен уже во дворце губернатора, в роскошном особняке в стиле рококо на площади де Армас.