Серый взгляд бога - Денис Ватутин

– Конечно же, господин Вагрэ, сэр, – соврал я, хотя уже «информировался» сам, ну, почти, – я тоже дорожу службой, да и жизнью…

Я со значением поднял брови.

– Ну, хорошо, – инспектор наконец-то размяк, – задавайте свои хреновы вопросы, но знайте меру.

– Да мне, собственно, нужно узнать мелочи, совсем небольшие, – Вагрэ ухмыльнулся, – для начала, нашли ли на месте крушения самолета нечто, не относящееся к делу, ну, то есть к крушению?

– Что вы имеете в виду? – не понял инспектор.

– Ну, сам не знаю, – нахмурился я, – подушку, плюшевого мишку, часы, может быть, разбитую бутылку – короче, нечто, что явно неочевидно находилось в аэроплане.

Инспектор на какое-то время задумался, явно вспоминая детали дела и размышляя, что он может сказать, а чего не должен.

– Не знаю, – неуверенно нахмурясь, проговорил он наконец, – личных вещей почти не было… разве что… разбитый фотоаппарат «Линукс-А» с артефактной линзой. Еще были осколки от бутылки с минеральной водой «Дильдар», да и – видимо, она брала с собой резиновую грелку, чтобы не мерзнуть на высоте. Вот ее разодранную тоже нашли.

– А какого типа грелка? – уточнил я.

– Ну, такая, которую кладут на голову, – Вагрэ покрутил ладонью над залысинами, – крышкой вверх.

– А она сохранилась? – снова спросил я.

– Ну да, фрагменты, – кивнул настороженно инспектор, – мы дело-то закрыли, но хранилище чистим раз в полгода.

– А можно сдать ее на химический анализ? – Кажется, в моей голове стало что-то вырисовываться.

– А это еще зачем? – вскинул брови инспектор. – То есть чего вы хотите найти? Химический анализ штука дорогая, и нужно знать, чего искать конкретно.

– Между нами, господин Вагрэ, – я понизил голос, – следы газа ацетилена…

Из здания полиции я вышел с легкостью и несколькими мелкими фактами: да, владелец шахты Якоб Майнер. Да, химический анализ сделают в ближайшие три дня, но счет направят в НОБНОТ (постараюсь переписать это на Зеленского). В-третьих, в покрышках автомобиля дока Ларе были найдены такие же перемотанные проволокой гвозди.

Оставалось только ждать химического анализа.

Ладно – привезу Барри еду завтра – пусть пока мышей пожрет.

На часах было начало двенадцатого, пора было проверить Анджелу Пакеда на крепость ее слова.

Вот я и поехал, не торопясь, на побережье Верхнего озера, на Палм-хиллс.

Правда, я не сильно понимал, где там мне назначено свидание этой сумасшедшей художницей, но утешал себя тем, что мой ум и дотошное отношение к поставленной задаче помогут мне. И вовсе не короткая юбка Анджелы ведет меня по следу.

Обогнув ограждение аэродрома вдоль береговой линии, я выехал к воротам с надписью: «Пляж Палм-хиллс, входной билет – 1,5 талера. Прокат лодок и пляжных принадлежностей».

Я мысленно присвистнул и припарковался сбоку. Естественно, у ворот уже никого не было, и я, не заплатив те самые полтора, прошел на территорию.

По правую руку возвышалась громадина Пика Анехиты.

Как ни странно, тут не было пусто, вдоль берега стояли белые беседки, местами горели костры для барбекю, и слышались редкие голоса и смех, перемежаемые звуком гитарных струн. Я даже услышал хриплый шлягер Деллы Люкс, явно звучащий из патефона.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я, укрываясь в тени, аккуратно пошел по пляжу, вглядываясь в лица людей, скудно освещенных пламенем костров и артефактными фонарями.

В какой-то момент меня заинтересовала пустая беседка, в которой горел свет.

Подойдя ближе, я заметил, что вход в нее преграждает натянутая веревка с табличкой: «Зарезервировано».

Естественное любопытство заставило меня заглянуть через бортик, и я увидел на лавочке такой же листок, вырванный из блокнота для рисования.

Я протянул руку и взял его. На обратной стороне была надпись уже знакомым почерком:

«Жду вас в театре «Скорпио». Там очень интересная программа».

Я снова тяжело вздохнул, как и в предыдущий раз. Анджела начинала меня немного раздражать своими детскими играми.

– Ник! Мне щекотно! – раздался резкий женский визг из кустов.

Я поспешил ретироваться.

В темноте ночи фары «шермана» выхватили дорожный пикет полицейских.

Я прижался к обочине и спросил, как проехать к театру «Скорпио».

Полицейский, больше похожий на облако, с колышущимся пузом на вечернем ветру, пояснил, что это тут недалеко: в конце Пайн-Гарден.

На темном и без того ночном небе стали появляться черные пятна туч, с Беличьей горы поднимался ветер. Не хватало еще попасть под дождь.

Свернув по указателю с шоссе, я выехал на круглую площадку, освещенную огнями, словно наша площадь Согласия. Было ощущение, что в ночной пустоте висит яркая тарелка, точнее цилиндр, обсаженный по периметру кипарисами и квадратными кустами.

Над парадным входом висела яркая, сияющая красным неоном с бегущими огоньками надпись: «Театр Скорпио».

На парковке стояли такие авто, что мой «шерман» выглядел как тот трактор Перкенсонов.

Но меня это не сильно смутило: напротив, я подъехал к парадному входу в круглое здание, построенное из ноздреватого серого туфа, украшенного вычурной резьбой, и небрежно бросил ключи парковщику.

Уже в фойе я услышал, как играет оркестр, причем джазовый, что меня несколько расслабило. Мелодия была, кажется, Пинка Вествуда «Фруктовое мороженое».

Я прошел к входу в зал и замер в нерешительности, глядя на контролера за конторкой. Он посмотрел на меня дружелюбно и вопросительно:

– Вы в списке, сэр?

– Да… – я неопределенно покрутил ладонью в воздухе, – Моррисон моя фамилия.

Тот открыл журнал, проведя по списку пальцем.

– Мистер Заг Моррисон? – с вежливой улыбкой переспросил он.

– Так точно, – ляпнул я по привычке.

– Проходите, мистер Моррисон…

Зал был невелик, мест на пятьсот. Да и сцена выглядела достаточно театрально – огромные бордовые занавеси и какие-то декорации в духе развалин Древних. В общем, наскучившая классика…

На сцене сидели, словно тараканы, мужчины во фраках и дули в медные инструменты, поддерживаемые барабанами и перкуссией. Я заметил двух виолончелистов и контрабасиста.

Все бы ничего, если бы не полуголые девицы в чулках, размахивающие ногами до самой макушки. Я не против полуголых девиц, просто мне больше нравится видеть их в несколько другой обстановке и желательно на чем-нибудь мягком.

Публика была лысой, парикастой, пенснетистой и богатой. Смотреть на напудренных папиков с юными нимфами и на пожилых дамочек с желторотыми пажами было как-то не очень. Уж больно много от них исходило фальшивых эмоций. Было немало сиблингов, судя по покалыванию в затылке. Даже пришлось проглотить две таблетки пирацетама, чтобы башка не поехала. Небось и артов была куча.