Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

Девочки «зажгли» аудиторию, и после них стали выступать поэты. Их шуточки ложились на хорошо разогретую почву. Хохот стоял гомерический.

Когда все решили, что поздравление от аспирантов завершилось, в зале вновь зазвучала музыка. На сей раз – цыганочка. Переодевшаяся Лена выскочила в зал, схватила упирающегося Смоленского за руку и потащила на сцену. Смоленский смущался, неловко пытался хлопать себя ладонями по коленям, пытаясь хотя бы попасть в такт, а Лена, распахнув шаль, кружилась вокруг профессора, поводя бедрами, тряся плечами, закинув назад голову. Сверкающие глаза танцовщицы отвлекали внимание от неуклюжего юбиляра, решившегося наконец встать на одно колено, дабы избавить себя от необходимости двигаться по сцене!

Зал стонал от восторга.

По дороге к своему креслу запыхавшийся Смоленский наклонился к Вадиму:

– Жаль, что еще в молодости я дал обет – не заводить романов с замужними женщинами! Смотрите, Вадим, разведетесь – пеняйте на себя!

– Я похож на сумасшедшего? – не скрывая восторга от собственной жены, ответил Вадим.

– К сожалению, нет!

Захотелось вспомнить Рузу. Зимние пейзажи, лыжи, настроение студенческих каникул. Но решили, что возвращаться туда, где познакомились, неправильно. Пусть Руза так и останется только в памяти… Однако желание отдохнуть в зимнем Подмосковье надо было как-то осуществить. Но как?

Когда Вадим пришел к Павлову, зам. главного редактора «Известий», и попросил достать путевки в «Елино», дом отдыха журналистов неподалеку от Зеленограда, тот не отказал. Ну, как же, свой человек, хоть и не член Союза журналистов, но постоянный автор газеты.

Ехать решили, как только схлынут студенты, после каникул. Лена заранее потребовала – никакой работы с собой не брать, ни адвокатской, ни редакционной. Договорились.

Рано утром, буквально за час до отъезда, Вадиму кто-то позвонил. Вадим пришел из кабинета на кухню злой и растерянный.

– Что случилось? – В предотъездной суете Лена задала вопрос чисто формально.

– Дело одно предлагают. Уголовное. Большое.

– Ты же говорил, что больше не хочешь вести уголовные дела? – Лена удивленно посмотрела на Вадима. – Тем более большие.

– Это так, но… – Вадим задумался. – Понимаешь, я слышал про это дело от отца. Громкий процесс будет. И деньги приличные. Более чем приличные! К тому же клиент – из мебельщиков. Сама понимаешь, нам бы такой блат не помешал.

– И когда? – Лена поняла, что решение Вадим уже принял.

– Надо встречаться сегодня. – Вадим настороженно смотрел на жену.

– Нет, только не это! – Лена готова была расплакаться от досады. – Я так ждала эту поездку! Ты же обещал – неделю без работы. Ну сколько можно вкалывать?! Мы же вообще вместе не бываем!

– Лапа, погоди! Дело месяца через полтора. Они говорят, у них все переписано. Предыдущим адвокатом. Так что мне надо будет только его изучить. Там, в Елино.

– А в тюрьму ты не поедешь? Дело наверняка стражное!

– Да, арестантское, – автоматически поправил Вадим. – Ну, съезжу на пару часов. А если будет квартира, мы ее чем обставлять станем?

Это был удар ниже пояса – Лена бредила новой квартирой.

– И как надолго дело?

– Думаю, месяца на три-четыре, – мрачно сообщил Вадим.

– Ты с ума сошел!

– Обещаю, последнее уголовное дело! – Вадим тут же уточнил: – Последнее большое уголовное.

О деле Кузьмичева Вадим слышал от отца. Вся московская торговля обсуждала его уже несколько месяцев, с тех пор как Владимира Кузьмичева арестовали.

Владимир был личностью легендарной. Откуда он появился, никто не знал. Известным стал после получения места заместителя директора Дома мебели в Медведкове, скорее всего, за взятку.

Этот магазин был не так знаменит, как Дом мебели на Ленинском, но фонды на него выделялись в два раза большие. Соответственно, удваивался и товарооборот. А поскольку ничего даже относительно приличного купить в магазине просто так было нельзя, то и «взяточный оборот» в Медведкове вдвое превышал Ленинский.

Какую-то часть мебели ухитрялись списать как бракованную, а продавали вне очереди, кому-то место в очереди поднимали повыше. Иногда сами мебельщики добывали открытки на гарнитуры (видимо, просто покупая их у профсоюзных деятелей), а потом продавали мебель уже с открыткой, обеспечив тем самым себе алиби. Обэхаэсники дневали и ночевали в Медведкове. Но толку от этого было мало. Кроме, разумеется, увеличения семейного бюджета самих милиционеров и их начальства.

Иногда, пару раз в год, обрушивался на магазин Комитет. Гэбэшники взяток не брали, и интересовали их, собственно, не мебельщики, а «заклятые друзья» – милиционеры. Конечно, для порядка сажали каждый раз и кого-то из продавцов, но основная охота велась все-таки за сотрудниками славного ОБХСС.

Директор Дома мебели занимался отношениями с Мосмебельторгом, выбивал фонды и нужный ассортимент, доставал для сотрудников путевки в санатории и открытки на автомобили, как мог, налаживал отношения с милицией. Кузьмичев же вел собственно торговлю, обеспечивал транспорт и «курировал» КГБ. Хотя кто кого курировал – вопрос…

А прославился Кузьмичев вот чем. Евреям разрешили эмиграцию из СССР. Практически свободную. Владимир одним из первых сообразил, что мебель – она везде мебель, особенно импортная. Но стоила она в Союзе на порядок дешевле, чем в Израиле. Значит, если ее отсюда везти туда, а там продавать, то «гешефт» может оказаться очень неплохой. Первых клиентов подбросили комитетчики. Небескорыстно, разумеется, но за вполне вменяемые деньги. Они же и посоветовали Владимиру объявить себя скрытым евреем. Мол, для своих стараюсь. Кузьмичев так вошел в роль, что через год даже с небольшим акцентом стал говорить. А суть бизнеса была простой.

Отъезжавшие платили за гарнитур две цены плюс стоимость контейнера, а получали семь цен при продаже мебели в Израиле. Всем хорошо. Все были счастливы: и директор, и отъезжавшие, и комитетчики, и Владимир. Кроме обэхаэсников. Зам. директора им не платил, а трогать его милиционерам запретили. Прямое указание КГБ! По легенде, надо полагать самим Кузьмичевым и придуманной, он занимался вербовкой резидентуры среди эмигрантов. Особо важное государственное задание! Закупали гарнитуры еще при подаче документов на выезд. А порою и до того, только приняв решение эмигрировать. За год товарооборот Дома мебели в Медведкове увеличился втрое. Магазин получил переходящее Красное знамя Минторга, Почетную грамоту горкома КПСС, и директор – заслуженного работника торговли.

Но счастье бесконечным не бывает. Советская власть вполне разумно посчитала, что хватит для эмигрантов и бесплатного образования, которое они получили в СССР, выпускать их еще и с мебелью больно жирно будет. И ввела эта советская власть таможенную пошлину на вывоз мебели. Да такую, что «гешефт» накрылся полностью. Очень все расстроились. Кроме Владимира. Кузьмичев стал принимать мебель обратно. За 50% стоимости гарнитура. Люди начали сдавать. А куда деваться? При этом Кузьмичев повернул дело так, будто он огромную услугу человеку оказывает: рискуя собой, принимает на склад как новую уже проданную мебель.