Мысли узника святой Елены - Наполеон Бонапарт

Но, скажут нам, вы ничего не говорите о Лейтенском сражении – этом шедевре косого порядка. Действительно, это сражение может обессмертить Фридриха и показывает в полном блеске его военные дарования. Но в нем все же нет ничего похожего на потсдамские маневры. Он[270] обязан победой внезапности, и потому победа эта принадлежит к разряду случайностей. Если бы у принца Лотарингского была впереди хоть пара часовых или хоть один разъезд, то он узнал бы, что король двинулся вправо и перешел болото, которое казалось непроходимым, с намерением атаковать его левое крыло: принц направил бы туда свои резервы, а правым флангом и центром перешел бы в наступление, атаковал с фланга и разбил бы прусскую армию, застав ее «на месте преступления». Большая ошибка смешивать нечаянное нападение с определенным порядком маневрирования.

Может быть, станут утверждать, что Даун употребил в Гогенкирхенском сражении косой порядок, потому что при первом выстреле окружил уже все правое крыло прусских войск; но такое мнение было бы только игрою в слова. Надобно просто сказать, что Даун неожиданно атаковал короля, потому что последний занимал дурную позицию и упорно оставался на ней в продолжение нескольких дней. После изобретения пороха никогда не следовало делать такой ошибки.

Восьмое сражение – битва при Кунерсдорфе. В начале его король стоял перпендикулярно к левому флангу неприятельской армии. Следовательно, боевой порядок его был более чем косой. Такое расположение не было результатом маневра на поле сражения, а следствием движения, скрытого от неприятеля лесами и болотом. Русский полководец, стоявший сперва фронтом к Франкфурту, переменил потом свое расположение так, что фронт его образовал с фронтом пруссаков как бы букву «Г». Непроходимые болота не позволяли королю осуществить свой план атаки. Однако же он атаковал с той позиции, какую занимал, и приобрел некоторый перевес над русским левым крылом, которое застал врасплох. Но когда центр русских выстроился в боевой порядок параллельно с пруссаками, они одержали полную победу, которая привела Пруссию на край гибели.

Девятое сражение этой войны – при Лигнице – было случайной встречей, избавившей Фридриха от опасности, в которую завлекли его самые ошибочные маневры.

Десятое сражение произошло при Торгау. Все распоряжения короля в этом бою были гибельны, плохо задуманы и столь же худо выполнены. Судя о Фридрихе по этому сражению, мы получили бы о его дарованиях весьма неудовлетворительное представление. Как при Лигнице, так и при Торгау не видно ничего нового, и никаких следов пресловутого косого порядка.

Старик Фридрих тихонько смеялся на потсдамских парадах над увлечением молодых французских, английских и австрийских офицеров косым порядком, который годился только для того, чтобы составить репутацию нескольким штабным офицерам. Основательный разбор кампании вразумил бы этих офицеров, а полностью рассеять их иллюзии должно было то обстоятельство, что, Фридрих никогда не прибегал к развертыванию, а всегда маневрировал линиями и с фланга.

Таким образом, ни одно из этих десяти сражений не имело особенного или нового характера: король проиграл некоторые из них, потому что по своей воле производил фланговые маневры перед неприятелем, стоявшим в боевом порядке. Уроки, полученные им при Коллине и Цорндорфе, маршалом Левальдом при Егерсдорфе, генералом Веделем при Кайе, принцем Субизом при Росбахе – доказывают всю опасность таких маневров.

Французские офицеры, почитатели косвенного боевого порядка (в том числе и Гибер), заблуждались до такой степени, что утверждали, будто маневры герцога Фердинанда при Крефельде и при Вильгельмстале против флангов французской армии являлись блестящими результатами применения косого порядка, вовсе пренебрегая правилом: не оставляйте между различными частями своего боевого порядка промежутка, куда мог бы проникнуть неприятель. И если нарушение этого правила удалось ему[271], то это потому, что над французами начальствовал граф Клермон.

Замечание 44-е

Уже в первую ночь по прибытии в Париж[273] Наполеон задумался над тем, можно ли с 35 или 36 тысячами солдат – единственными войсками, которые он в состоянии был собрать на севере, начать 1 апреля военные действия, идти на Брюссель и поставить под свои знамена бельгийскую армию.

Английские и прусские войска, стоявшие на берегах Рейна, были слабы и разбросаны, не имели начальников и плана действий. Герцог Веллингтон находился в Вене, Блюхер в Берлине. Можно было полагать, что французская армия прибудет в Брюссель в первых числах апреля; но была еще надежда на мир; Франция желала его; преждевременные наступательные действия подверглись бы открытому осуждению. Сверх того, для сосредоточения означенных выше 35 или 36 тысяч человек пришлось бы предоставить собственным силам 23 крепости между Калэ и Филиппвиллем, образующие тройную линию обороны на севере. Если бы настроение умов на этой границе было столь же благоприятным, как в Эльзасе, Вогезах, Арденнах и в Альпах, такая мера не имела бы невыгодных последствий; но во Фландрии общественное мнение не было единым, и потому нельзя было предоставить крепости местной национальной гвардии. Требовался целый месяц для формирования в соседних департаментах отборных батальонов национальной гвардии для замены линейных войск. Герцог Ангулемский шел к Лиону, марсельцы к Греноблю. Первые известия об открытии военных действий обнадежили бы их. Необходимо было прежде всего водрузить трехцветный флаг во всех пунктах империи.

Когда в течение мая Франция объединилась, но исчезли все надежды на мир, Наполеон разработал план действий в предстоящей войне. Таких планов могло быть несколько. Первый – оставаться в оборонительном положении и предоставить союзникам взять на себя всю ответственность за агрессию, втянуться в пространство между нашими крепостями и проникнуть в район Парижа и Лиона, после чего начать[274] быстрые и решительные действия, опираясь на эти две базы. Такой план обещал много выгод: 1) союзники не могли ранее 15 июля открыть военных действий; ранее 15 августа прибыть к Лиону и Парижу; 1, 2, 3, 4, 5 и 6-й армейские корпуса, четыре корпуса тяжелой кавалерии и гвардия сосредоточились бы под стенами Парижа; они насчитывали бы к 15 июня до 140 000 человек. 1-й наблюдательный и 7-й корпуса сосредоточились бы под Лионом; в них насчитывалось бы к 15 июня 25 000 человек; к 15 августа численность их достигла бы 60 000 человек (в строю); 2) к 15 августа закончились бы все работы по укреплению и усовершенствованию обороны Парижа и Лиона; 3) к тому времени были бы также завершены организация и вооружение войск, предназначенных для обороны Парижа и Лиона, а численность национальной гвардии Парижа доведена до 60 000 человек. Стрелковые батальоны с офицерами из линейных войск принесли бы много пользы; вместе с 6000 канониров линейных войск, флота и национальной гвардии и 40 000 человек из запасных частей семидесяти пехотных полков и гвардии, еще необмундированных и принадлежащих к корпусам, собиравшимся под Парижем, численность армии, предназначенной для обороны укрепленного лагеря под Парижем, достигла бы 100 000 человек. В Лионе гарнизон составился бы из 4000 человек национальной гвардии, 12 000 стрелков, 2000 канониров и 7000 человек из запасных частей одиннадцати полков, собранных под Лионом; 4) неприятельские армии, которые проникли бы к Парижу с севера и с востока, были бы принуждены оставить 150 000 человек под стенами 42 крепостей, находящихся на этих двух границах. Если определить силу союзников в 600 000 человек, то они прибыли бы к Парижу всего с 450 000. Армии, двигающиеся к Лиону, должны были бы наблюдать за десятью крепостями, расположенными на границах Юры и Альп. Если силу этой армии считать в 160 000 человек, то она достигла бы Лиона едва с 100 000; 5) наконец, национальный кризис, достигший высшей точки, вдохнул бы энергию в жителей Нормандии, Бретани, Оверни, Берри. Многочисленные батальоны приходили бы ежедневно в Париж. Все способствовало бы росту сил Франции и ослаблению союзников; 6) 240 000 человек, которые действовали бы под начальством Наполеона на обоих берегах Сены и Марны, под прикрытием обширного парижского укрепленного лагеря, занятого стотысячной неподвижной армией, вышли бы, без всякого сомнения, победителями из боев с 450 000 человек неприятеля. 60 000 человек, которые действовали бы под начальством маршала Сюше на обоих берегах Роны и Соны, опираясь на Лион, занятый 25 000 неподвижных войск, справились бы с армией неприятеля. Восторжествовало бы священное дело отечества!