Ювелир. Тень Серафима - Наталья Корнева

В Аманите уже были на самом пике своего цветения вишни, тогда как в Ледуме, должно быть, только-только отцвела зимняя слива. Так и должно быть, сейчас и впредь: одному городу надлежит вести, а другому – следовать. И помнить, что скромная красота сливы не идёт ни в какое сравнение с пышным великолепием вишен, подобных спустившимся с небес на землю розовым облакам.

И как же прекрасна была Аманита в этом розовом дыму! Нужно будет распорядиться организовать торжественную прогулку по его серебряному городу, полюбоваться цветами, на которые в этом году совсем не оставалось времени.

Лорд Аманиты чувствовал, как тает внутри спрессованный долгими годами комок льда, чувствовал жаркую радость пробуждения.

– Вы правы, я действительно способен зачаровать любого человека, включая мага, – будто и не замечая неуловимо изменившегося выражения лица Серафима, чуть самодовольно подтвердил глава «Нового мира». – Я могу убедить в любом, самом невероятном факте, и сделать это практически мгновенно… Понимаете теперь, почему они так стремятся нас уничтожить? Но вернёмся к моему брату.

Альбер помолчал немного, прежде чем продолжить. Кажется, несмотря на общую словоохотливость, разговор на эту тему давался мужчине непросто. Себастьян хорошо понимал скованность лидера Искажённых: в конце концов, это было нечто более чем личное, нечто сокровенное. Но другого выхода ювелир не видел – ему позарез требовалась информация.

И добыть её больше негде.

– В один не слишком счастливый день возлюбленная Грегора была схвачена инквизиторами и замучена в их застенках. – Приятный голос главы «Нового мира» сделался глухим и как будто бесцветным. – Увы, после этого происшествия брат серьёзно изменился – его словно подменили. Святой службе удалось нанести по-настоящему сильный удар: один из лидеров «Нового мира» оказался морально сломлен, разочарован в методах и результатах деятельности организации. Грегор утратил веру в саму возможность будущей победы, он… сдался. Не сомневайтесь, сэр, я оказывал ему всяческую поддержку, но тщетно. После гибели любимой женщины брат так и не сумел оправиться и вернуться к прежней жизни, вернуться к нашей общей борьбе. Он больше не видел смысла в таком, как он сам выразился, жалком и ничтожном существовании вне системы.

– Понимаю, – негромко произнёс Себастьян, и за единственным сухим словом скрывалось много собственной боли. – Это тягостное испытание.

– Да, как проверка на прочность, которую брат, к сожалению, не прошёл, – сокрушённо вздохнул Альбер. – А самое главное: его вдруг стала без меры тревожить судьба единственной дочери, моей племянницы Софии. Фактически, началась самая настоящая паранойя! Грегор ничего не хотел слушать, никаких доводов разума. Он был убеждён, что девочка повторит ужасную судьбу матери. Всеми способами желая уберечь дочь от трагической участи, он принялся оберегать её от всего мира. Но, уверяю вас, брат беспокоился напрасно: София вовсе не так беззащитна, как может показаться со стороны. С самого детства она приучена выживать. К тому же, в следующем поколении способности Искажённых значительно усилились, а София – одна из самых одарённых наших детей! У нас были все основания гордиться ею.

При упоминании о спутнице дыхание ювелира невольно перехватило, а сердце пропустило удар.

Почти сутки провалялся он без чувств в злосчастной мельнице, в луже собственной крови, рядом с трупами убитых стражей. Ещё не рассвело, когда сильф наконец пришёл в себя. С трудом, но ему удалось незаметно выбраться из здания и скрыться, не оставляя следов. Обессиленный, мужчина рухнул в какую-то придорожную канаву рядом с шумной развесёлой таверной, где ещё парочка забулдыг храпели и бессвязно бормотали что-то, отсыпаясь с похмелья.

Воистину, лучшее укрытие – у всех на глазах. Да и видок у знаменитого ювелира был как раз соответствующий, потрёпанный в должной мере, чтобы быть принятым за своего. Сомнительный комплимент, конечно, но уж как есть.

И тогда в запасе у сильфа оказалось много долгих часов, прежде чем кончилось действие минералов, которыми он был отравлен, и завершился процесс регенерации тканей.

Много страшных часов, чтобы подумать и сделать выводы.

Прежде всего, успокоившись, Себастьян разгадал загадку дракона. Понимание пришло само, едва наёмник устало прикрыл глаза. «Оставь то, что тебе не принадлежит» – как ни парадоксально, это также означало Моник. Он мысленно привязал её к себе, не давая уйти, во что бы то ни стало пытаясь удержать в мире живых. Может статься, само обращение женщины в стража есть не что иное, как проекция эгоистичного, страстного нежелания ювелира терять её навсегда. Мысли Серафима, пусть и в уродливой форме, облеклись в реальность, и Моник осталась в этом мире.

Он попытался нарушить заведённый порядок вещей. В упрямстве своём он оказался неправ и должен был исправить свои ошибки.

Следовало отпустить Моник к Изначальному, в конце концов позволить ей умереть.

Приняв это, Себастьян почувствовал облегчение. Моник была наконец свободна – как и он сам. Гнетущий груз вины был оставлен в прошлом. Люди слишком несовершенны, чтобы не раскаиваться и не сожалеть, но чувство вины не должно разрушать их до основания.

С пронзительной ясностью мужчина понял, что никогда более не будет счастлив. За разрушенное своё счастье в прошлом цеплялся он с отчаянием утопающего, но напрасно. Как ни горько это сознавать, но любви, их бессмертной любви с Моник, больше не существовало. Взамен оставалась только боль, которая не покинет сердце до конца дней, боль, которую нужно просто принять. И, по крайней мере, теперь для него становился возможен душевный покой.

От прошлого тяжёлые мысли ювелира неповоротливо развернулись к настоящему, и ответы на некоторые непростые вопросы стали вдруг очевидны.

Почему Маршал спасла его в «Шёлковой змее», почему помогла ускользнуть, вместо того чтобы незаметно ликвидировать в общей суматохе? Несомненно потому, что ещё не получала заказа на убийство. Но ведь с момента, когда он выбрался из клуба и бежал, до момента, когда они вновь встретились в мельнице, прошло всего-то ничего времени. Что же такое приключилось за тот краткий период, столь радикально покачнувшее чаши весов?

Ответ был один – встреча с драконом. Хотя хронологически она произошла раньше, чем Маршал пришла ему на выручку в «Шёлковой змее», но прошла незамеченной никем. И только один человек впоследствии узнал об этой встрече.

Только один, один-единственный человек.

Себастьян тяжело сдвинул брови, заново переживая нахлынувшее парализующее опустошение, вновь ощущая боль от неожиданного, вероломного предательства, которая всё не хотела утихать. В те муторные часы, в грязной канаве на задворках Ледума, он почти обезумел от этой боли, заглушившей физические страдания от ран.

С самого начала во всей путаной истории с чёрным турмалином ювелир смутно ощущал какой-то подвох, словно его умело водили за нос, мастерски пытались провести. Стоит признать: он был обманут столь виртуозно, что, даже мучаясь подспудно подозрениями, не сумел поймать их за руку, вывести лжецов на чистую воду.