Граждане Рима - София Мак-Дугалл

— Мы имели право, — повторил Дама.

— Так или иначе он был готов к чему-то вроде этого. Он задержал бы меня, а тебя убил.

— Просто у нас было время подумать, — сказал Дама, но снова улыбнулся Уне. — Ты сумасшедшая, — сказал он. — Просто взяла и пошла с ним. Ради кого ты это сделала?

Уна на всякий случай отвела взгляд.

— Какая разница, мне и раньше все время приходилось рисковать.

— Со мной, — ответил Дама. — Нет, от меня помощи мало.

— Но ты помог, — мягко сказала Уна. — Ты же сам знаешь, что помог.

Дама снова закрыл глаза. Рукава его куртки поднялись, стали видны круглые шрамы на запястьях.

— Чем ты занимался, когда был рабом? — спросила Уна.

— Как и ты. Всяким разным, — пробормотал он, не открывая глаз. — Во-первых, когда я был маленьким, я пел, если веришь. У меня был один из тех голосов, очень чистый. Теперь это не диво. В общем, пел на вечеринках и всякое такое. А для себя — в маленьких хорах… Как давно это было. Последняя работа была на стройке. Прокладка рельсов. Офисное здание… очень высокое… — Он искоса посмотрел на Уну. — Уж наверное, Сулиен рассказывал тебе, что я сделал.

Рассказывал. Уна не знала, что ответить.

— Все в порядке. Могу и сам рассказать. Но это не было несчастным случаем или ошибкой, не надейся, меня не подставили, как Сулиена. Это даже не было самообороной. И никому не принесло пользы. В этом вся разница. — Повернув голову, он посмотрел на пустынную дорогу. Затем намеренно выдержал паузу, сжав губы, и твердо сказал: — Это было неправильно, это был злой поступок, несмотря ни на какие обстоятельства… теперь-то я понимаю, теперь-то мне жаль. — Однако, едва закончив фразу, он разразился бурей негодования. — Господи, меня и так уже достаточно наказали, и разве я хоть чуточку изменился?! А они? По крайней мере, все произошло быстро.

— У тебя, наверное, были причины, — осторожно сказала Уна.

— Да, — горько ответил Дама, снова, как бы через силу, поправляя себя. — По крайней мере, мне так казалось. Я уже сказал, мы строили эту башню. И там был паренек… — Помолчав, он задумчиво продолжал: — Он был старше меня, это я был пареньком. Ну да ладно. Мы здорово отставали со сроками, все шло из рук вон… а тут еще погода, и материалы поступали не вовремя… мы уже должны были возводить стены, а еще не закончили каркас. Работали по двенадцать, по четырнадцать часов в день. Стояла страшная жара. Может, это, конечно, лучше, чем холод… но это было безумие, нормальный человек не мог это выдержать. Люди мерли как мухи.

— Так вот почему?

Дама неопределенно покачал головой:

— Я терял вес. Но не болел. Я почти никогда… Но другие. Человек, о котором я говорю. Думаю, у него была дизентерия. Что-то вроде. Он даже не был моим лучшим другом и вообще пробыл там недолго. Если бы не тот случай, я, наверное, забыл бы, как его зовут, я многих не помню, и это, наверное, плохо, потому что тогда… понимаешь, когда работаешь вместе с людьми и все время с ними, они кажутся тебе единственными людьми на свете, так что… начинаешь любить их.

— Нет, — вынуждена была с болью произнести Уна и уже открыла было рот, но так и не вымолвила больше ни слова, только провела ладонью по лицу. — Не знаю. Но в Лондоне было не так. Я всегда готовилась сбежать, только об этом и думала, понимаешь? Не могла сосредоточиться ни на ком кроме Сулиена и людей, которым прислуживала. Так они больше доверяли мне. — Они помолчали, и Уна повторила: — Понимаешь?

— Что ж. У тебя вышло лучше, — почти с издевкой пробормотал Дама. Потом взглянул на Уну и быстро произнес: — Нет, конечно, понимаю. Так слушай. Я был парень рассудительный. Я сказал: простите, но неужели вы не видите, что Никерос так дальше не может? Нет, я говорю не о себе, да, я знаю, у нас проблемы с клиентом. «Это точно — проблемы, и ничего удивительного, что мы не можем подняться выше фундамента, если вы все сачкуете». Но наконец он сказал: «Ладно, посмотрим». Я знал, что пользы от этого не будет. И я мог ударить или даже убить его прямо тогда. Потому что любому зрячему человеку было ясно, что Никерос умирает. Но я решил, что, пожалуй, мастер и сможет что-то сделать — все лучше, чем ничего. А потом пришел инженер с клиентом, они начали обходить стройплощадку и остановились у лесов: «Просто ужас. Что, черт побери, здесь происходит? Как вы можете допускать такое?» — сказал он мастеру. Тогда они установили восемнадцатичасовой рабочий день.

Дама на мгновение пристально посмотрел на Уну, негодуя, словно все это происходило прямо сейчас, ища поддержки. Уна кивнула.

— Но раз уж они оказались там, я сказал, на этот раз инженеру, чтобы они отпустили Никероса. А инженер ответил: «К сожалению, мы не можем бросаться рабочей силой в таком положении». Клиент ничего не сказал, но, ради всего святого, у него должны же были быть какие-то соображения, и, в конце концов, это было его здание. У них был шанс.

Он замолчал, ничего не добавляя и не исправляя.

— И все же я не ожидал, что все так случится. Думал, однажды утром они не смогут заставить его подняться и увидят, как он плох, а потом через несколько часов он умрет. Но вместо этого мы клали поперечные балки. Я даже не заметил, что он стоит у самого края. И ничего не услышал. А когда оглянулся, его просто не было. Когда я посмотрел вниз, то не увидел его, потому что угол был наклонный, поэтому… думаю, он просто потерял сознание, но… даже хотя ему некуда было пойти, даже хотя не было времени, ведь я не слышал его крика, не видел, как он упал, у меня появилась мысль. — Дама снова покачал головой, нахмурился. — По правде, я уже тогда знал, что убью их. Это странно, что я уже заранее знал, странно, как мне это удалось.

Уна будто ждала именно этих слов. Физически она расслабилась, безвольно развалившись на сиденье, словно под действием анестезии или чего-то еще — неизбежного, принудительного.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хотел, чтобы мастер оставил гаечный ключ где-нибудь, где бы я смог его взять, — сказал Дама. — Я просто думал о том, как он делает это, и, куда бы он ни пошел, говорил ему, заставлял сделать это, буквально видел место, куда бы мне хотелось, чтобы он положил его, и знал, что он так сделает.

С каждым словом его голос становился все спокойнее и проникновеннее. Он больше не смотрел на Уну, лицо его застыло, тело почти не шевелилось.

— Он был нужен мне для подъемника, с которого они собирались осматривать леса. Мы клали стропила на крыше. В конце концов можно было разглядеть очертания будущего здания. Инженер с клиентом поднялись на верхний уровень и говорили, что вот теперь это, по крайней мере, похоже на башню. Мне нужен был только ключ, а он у меня был. Пока они обходили здание, я взял его и подошел к подъемнику. Никто меня не остановил. Я знал, что они ничего не заметят. Тогда я забрался в подъемник и стал — Дама поднял относительно здоровую руку и издал некое подобие скрипа, звучавшего настолько громко в его памяти, что ему и в голову не приходило, что Уна может не слышать его и не видеть, как восемь массивных гаек свинчиваются с болтов. — Я отвинтил четыре болта, остальные оставил. Все это время мне пришлось стоять в корзине подъемника. Мой вес он еще выдерживал. Но не вес троих взрослых мужчин, когда они в него заберутся.