Титус Кроу - Брайан Ламли

…Что млечный туман теперь катился словно волны океана. Он стал похож на море развевающихся дымных плюмажей — белесых, как шапки бледных поганок, и таких же смертельно опасных. Дымка поднималась от поверхности какого-то зловещего моря. Нет, не моря. Озера.

Я увидел его, когда мой корабль оказался в области, где облачные волны были менее плотны. Одного взгляда на это озеро с его мрачными глубинами и совершенно неподвижной поверхностью хватило, чтобы расшевелить воспоминания, пребывавшие в тревожном сне, но не желавшие пробуждаться.

Мое сознание охватило онемение, Анри, порожденное нераскрытыми тайнами — тайнами, которые скрывались не только в этом озере. Но онемение — это еще что, Анри. В те мгновения я чувствовал себя, наверное так, как чувствует себя человек перед смертью — или как ребенок перед рождением, или как душа перед перерождением. Да, этот мир, а вернее сказать — это озеро вполне могло быть местом перерождения душ… либо их кладбищем!

О, и тут я узнал это место — как Альхазред узнал его в пустыне, а Кастен — в Нью-Йорке, как узнали его Шрах, Тирни и другие, как его узнает каждый сновидец хотя бы раз в жизни. Но некоторым и одного раза слишком много. В ужасе глядя на эти мрачные глубины, я поднял часы повыше над озером, в страшной свинцово-серой атмосфере, и мое сознание наполнилось вереницей имен и ассоциаций из полузабытых древних мифов и чудовищных преданий.

Я думал о Демхе и Хали. Медленно поднимаясь в небо, я догадался, что внизу, подо мной, лежит именно это озеро. И я словно бы слышал песни, которые поет мертвый голос Кассильды, но при этом я понимал, что это не песни, а только жуткие отголоски диких улюлюканий кого-то или чего-то еще! Я почувствовал пугающее приближение Короля в Желтых Одеждах, и я понял, что его чешуйчатые лохмотья до сих пор покрывают Ихтилл. А увидев, как у далекого млечного берега озера вдруг заклубился пестро-желтый водоворот, я осознал, то мой ступор начал отступать — очень вовремя! Я стал набирать высоту более свободно и увидел, как на берегу под тенью луны бьется гигантский желтый мотылек, а позади раздутых грибовидных теней я разглядел щербатые зубцы башен затерянной в веках Каркозы.

А потом пришел истинный ужас — то, чего я боялся сильнее всего. Позади меня, вслед за мной, от поверхности этого убийственного озера, от которого, говоря словами поэта, «…бежат сновидцы в безымянном страхе», потянулось огромное щупальце, роняющее капли пузырящейся кислоты. Щупальце злобно металось из стороны в сторону, пытаясь дотянуться до моего улетающего корабля. Оно принадлежало сородичу Ктулху, это я знал наверняка, — его древнему злобному сводному брату, свистуну из песен Кассильды. Гастур пожелал схватить меня, это он всплыл из глубин тюремного озера Хали. Но на счастье, слишком поздно он потянулся за мной своим щупальцем.

Я поднимался все выше и выше. Теперь я полностью освободился от ментального плена, который совсем недавно держал меня мертвой хваткой. А вскоре меня достигли красные лучи рассвета, и за краем тюремной планеты возник гигантский Альдебаран и искупал мои часы времен в тепле своего рыжеватого света.

Оставив все ужасы Хали позади, я устремился к Гиадам, и только теперь до меня дошло, что я не так уж далеко от своей родной планеты. Недалеко? Да, всего-то в шестидесяти четырех световых годах. Нужно было просто хорошенько сосредоточиться. Да… Но в какую же сторону лететь? Я был уверен, что наделен хотя бы самыми зачаточными познаниями в…

10. Атлантида

…Атланта из Атлантариона в переводе Сидни-Фрайера? Дружище, я побывал там в то время, когда был записан оригинал! И в то самое время — примерно пятнадцать тысяч лет назад — я увидел, как затонула Атлантида. Видел? Да я чуть было не затонул вместе с ней…

…Ужасный катаклизм, де Мариньи! Я видел гибель страны, ее народа, целой эпохи — гибель эры поэтов, которые знали истинное понимание красоты. Таких больше никогда не будет. Позволю себе сказать, что из всех…

11. Вовне!

…Что наконец им удалось загнать меня туда, где обитало самое страшное зло. Я ощутил это в то самое мгновение, когда перемещался между невероятно слоистыми зонами гиперпространства-времени в это самое другое место. Возник резкий, краткий взрыв ментального восторга, злорадства преследующих меня Гончих. Эхо их визга словно бы последовало за мной, когда я уклонился в сторону, в это параллельное измерение от этих стрекочущих тварей, похожих на развевающиеся грязные лохмотья. А их богохульное… ликование предупредило меня о том, что здесь… нечто такое, чего, хотя оно и пребывает в содружестве с Гончими Тиндалоса, сами они страшатся… Сила столь чудовищная, что…

…Страх; я так часто слышал это перед тем, как в моем сознании начинал звучать голос Тиании. На этот раз в этом прекрасном телепатическом голосе я не услышал надежды — только ужасную тревогу.

— Только не туда, любовь моя. Я не смогу последовать за тобой туда и помочь тебе. Я не могу даже пересечь завесу в хрустальном шаре Кхтанида! Даже Великая Мысль не в силах последовать за тобой туда, и нет возврата из…

Нет, Титус! НЕТ!..

…Не мог там остаться, но не мог уйти!

Так и было задумано — чтобы я оказался там, откуда не сумею выбраться. И вновь, в страхе перед Гончими Тиндалоса, я поступил именно так. Но что еще я мог предпринять?

В полном отчаянии я принялся обшаривать те глубины сознания моего корабля, где, как я знал, находятся средства управления для переходов из одного измерения в другое — те самые средства управления, которыми я пользовался для того, чтобы оказаться в этом месте. Ведь я успешно воспользовался ими, чтобы уйти от Черной Дыры и прочих ужасов. Но теперь эти средства… исчезли! На их месте осталась только пустота.

А снаружи, за пределами часов, простирался бескрайний мрак. Ни одна звезда не озаряла эту всепоглощающую стену, казалось, сложенную из какого-то прочного материала. Это была чернота без даже самого крошечного мерцания света. Я словно бы в одно мгновение оказался в самом центре гигантского блока черного мрамора, но все же дело обстояло не совсем так. Потому что «черный» — это все-таки цвет, а здесь было полное отсутствие цвета, абсолютное отсутствие цвета. Нет, даже более того: это было полное отсутствие чего бы то ни было. И я вдруг осознал, что за стенками корпуса часов нет буквально ничего — ни времени, ни пространства. На этот раз я ушел прочь от всего. Вместе с часами времен я в буквальном смысле оказался вовне!

«Почему, — спрашивал я себя, — возникли эти странные ограничения возможностей часов, которые прежде были поистине безграничны?» Мой корабль теперь уподобился океанскому лайнеру, поставленному на прикол в порту — и притом этот порт был чужой. В полном отчаянии я попробовал погрузиться еще глубже внутрь разума…