Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

Торжественные уверения конюха ни к чему не привели, и кожаный футляр пришлось извлечь из самой глубины ящика под козлами, дабы убедить мистера Магнуса и том, что футляр был надежно уложен. А когда он успокоился касательно этого пункта, у него возникло серьезное предчувствие, что красный сак положен не туда, куда следует, полосатый украден, а пакет в оберточной бумаге «развязался». Наконец, получив наглядное доказательство полной необоснованности всех этих подозрений, он согласился вскарабкаться на крышу кареты, заметив, что теперь, когда все его опасения рассеялись, он чувствует себя вполне довольным и счастливым.

– У вас нервы разошлись, сэр? – осведомился мистер Уэллер-старший, искоса поглядывая на незнакомца, когда тот занял свое место.

– Да, они у меня всегда немного пошаливают вот из-за таких мелочей, – ответил незнакомец, – но сейчас все в порядке, в полном порядке.

– Ну, и слава богу, – сказал мистер Уэллер. – Сэмми, помоги хозяину взобраться ко мне на козлы. Другую ногу, сэр, вот так, дайте нам руку, сэр. Пожалуйте наверх. Мальчиком вы были полегче, сэр.

– Совершенно верно, мистер Уэллер, – добродушно отозвался запыхавшийся мистер Пиквик, заняв место рядом с ним на козлах.

– Прыгай на переднее место, Сэмми, – сказал мистер Уэллер. – Ну, Уильям, выводи коней. Берегитесь арки, джентльмены. «Берегите головы!» – как говорит пирожник с лотком на голове. Уильям, пусти их.

И карета покатила по Уайтчеллу, к великому восторгу всех обитателей этого густо населенного квартала.

– Не очень-то красивая местность, сэр, – заметил Сэм, притронувшись к шляпе, что делал всегда, вступая в беседу с хозяином.

– Да, действительно некрасивая, – согласился мистер Пиквик, обозревая людную и грязную улицу.

– Очень замечательное обстоятельство, сэр, – сказал Сэм, – что бедность и устрицы всегда идут как будто рука об руку.

– Я вас не понимаю, Сэм, – отозвался мистер Пиквик.

– Вот что я хочу сказать, сэр, – пояснил Сэм, – чем беднее место, тем больше спрос на устриц. Посмотрите, сэр, здесь на каждые пять-шесть домов приходится лоток с устрицами. Улица завалена ими. Провалиться мне на месте, но мне кажется, когда человек очень беден, он выбегает из дому и в регулярном отчаянии поедает устрицы.

– Так и есть, – подтвердил мистер Уэллер-старший, – и точь-в-точь то же самое с маринованной лососиной!

– Это два весьма замечательных факта, над которыми я до сих пор не задумывался, – сказал мистер Пиквик. – На первой же остановке я его запишу.

К тому времени они доехали до заставы у Майль-Энда; глубокое молчание не нарушалось, пока они не проехали еще двух-трех миль, а тогда мистер Уэллер-старший неожиданно повернулся к мистеру Пиквику и сказал:

– Чудную жизнь ведет заставщик, сэр.

– Кто? – спросил мистер Пиквик.

– Заставщик.

– Кого вы называете заставщиком? – осведомился мистер Питер Магнус.

– Старик говорит о сторожах у заставы, – заметил в виде пояснения мистер Сэмюел Уэллер.

– А! – сказал мистер Пиквик. – Понимаю! Да, очень странная жизяь... Очень беспокойная.

– Все эти люди повстречались с каким-нибудь разочарованием в жизни, – сказал мистер Уэллер-старший.

– Неужели? – отозвался мистер Пиквик.

– Да. А потому они ушли от мира и заперлись в этих будках, чтобы жить в одиночестве и чтобы отомстить людям, заставляя их платить пошлину.

– Ах, боже мой! – сказал мистер Пиквик. – Я этого раньше не знал.

– Факт, сэр, – отвечал мистер Уэллер, – будь они джентльменами, вы бы их назвали мизантропами, а так они считаются только заставщиками.

Такого рода разговорами, отличавшимися неоценимым очарованием, поскольку в них приятное сочеталось с полезным, мистер Уэллер скрашивал томительное путешествие в течение доброй половины дня. В темах для разговора не было недостатка, ибо, если даже иссякала разговорчивость мистера Уэллера, ее с избытком возмещало желание мистера Магнуса познакомиться с полной биографией его попутчиков и громко выражаемое им на каждой остановке беспокойство касательно сохранности и благополучия двух саков, кожаного футляра и пакета в оберточной бумаге.

На главной улице Ипсуича, по левой стороне, – если миновать площадь перед ратушей, – находится гостиница, широко известная под названием «Большой Белый Конь», которая привлекает к себе особое внимание вознесенной над главным входом каменной статуей какого-то буйного животного с развевающимися гривой и хвостом, отдаленно напоминающего взбесившуюся ломовую лошадь. «Большой Белый Конь» славится в окрестностях – до известной степени по той же причине, что и премированный бык, или брюква, отмеченная в газете графства, или чудовищная свинья, а именно своими огромными размерами. Никогда еще не встречалось под одной крышей такого лабиринта коридоров, не покрытых коврами, такого скопления сырых и плохо освещенных комнат, такого великого множества каморок для еды или спанья, как те, что были заключены между четырьмя стенами «Большого Белого Коня» в Ипсуиче.

Перед этой-то неестественно разросшейся таверной лондонская карета останавливалась каждый вечер в один и тот же час; и с крыши этой самой лондонской кареты спустились мистер Пиквик, Сэм Уэллер и мистер Питер Магнус в тот вечер, о котором повествует настоящая глава.

– Вы здесь остановитесь, сэр? – осведомился мистер Питер Магнус, когда полосатый сак, красный сак, пакет в оберточной бумаге и кожаный футляр были перенесены в коридор. – Вы здесь остановитесь, сэр?

– Да, сэр, – ответил мистер Пиквик.

– Ах, боже мой! – воскликнул мистер Магнус. – Никогда не слышал о таких изумительных совпадениях. Да ведь я тоже здесь остановлюсь. Надеюсь, мы обедаем вместе?

– С удовольствием, – ответил мистер Пиквик. – Но, может быть, я встречу здесь кое-кого, из... своих друзей. Послушайте, милейший, нет ли здесь среди ваших постояльцев джентльмена по фамилии Тапмен?

Толстяк – под мышкой у него была салфетка, отслужившая две недели, на ногах – чулки, сверстники салфетки, – неохотно оторвался от своего занятия, заключавшегося в созерцании улицы, когда мистер Пиквик задал ему этот вопрос, и, после тщательного осмотра внешности этого джентльмена, начиная с тульи шляпы и кончая последней пуговицей на гетрах, ответил выразительно:

– Нет!

– А джентльмена по фамилии Снодграсс? – осведомился мистер Пиквик.

– Нет!

– А Уинкль?

– Нет!

– Моих друзей еще нет, сэр, – сказал мистер Пиквик. – Стало быть, мы пообедаем вдвоем. Милейший, проводите нас в отдельную комнату.

По предъявлении такого требования толстяк снизошел до того, что приказал коридорным внести багаж джентльменов, и, шествуя впереди по длинному темному коридору, ввел их в большую плохо меблированную комнату с грязным камином, в котором маленький огонек делал отчаянные попытки казаться бодрым, но быстро поникал под влиянием унылой обстановки. По прошествии часа путешественникам подали по куску рыбы и мяса, и когда с обедом было покончено, мистер Пиквик и мистер Питер Магнус придвинули свои стулья к камину и, заказав бутылку самого скверного портвейна по самой высокой цене, на радость хозяину, принялись за грог к собственному своему удовольствию.