Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев

них хотя бы один-единственный капитан дальнего плавания!.. Вы посмотрите, разве такими мы были в их возрасте?.. Каждый из нас мечтал совершить какой-нибудь подвиг, а у них на уме одни только шейки и брейки. И это вместо того, чтобы с утра до вечера учить устав корабельной службы!.. Напялят на себя тряпки поярче — и ходют, ходют!.. Нет, это настоящие головорезы, а не дети!.. Поверьте, со временем они пополнят шайки морских разбойников и кончат на фом-брам-стеньге, сто чертей мне в дышло!..

Да!.. Старики!.. Больные!.. Жалко, конечно!.. Но, положа руку на сердце, сплошная обуза и больше ничего!.. Пусть, конечно, спасаются, кто как может, но почему это раньше нашего капитана?!

А этот сброд, который у меня лично язык не поворачивается назвать командой… Жирная свинья боцман… Грязный развратник старший помощник… Безмозглая скотина штурман… Про остальных уж не говорю…

— Эй, стюард, что за бурду вы подсунули нашему капитану вместо кофе?! Ну, мало ли что корабль в тяжелом экономическом положении!.. Так мы, знаете, до чего дойдем!..

…Сейчас, мой друг, вы выпьете свой кофе и первым покинете судно. Слышите, первым!.. И не спорь со мной, котик, не спорь!.. Твоя мартышка знает, что делает. Доверься своей пупочке, дорогой!..

Две статуи

США, Нью-Йорк. Статуе Свободы.

Дорогая статуя Свободы!

Здравствуй! Пишет тебе твоя коллега по работе из далекой России — статуя Колхозницы. Я стою в Москве, возле ВДНХ (по-нашему, Выставка достижений народного хозяйства).

Извини за неразборчивый почерк, писать приходится одной левой потому, что в правой руке у меня серп, и держать неудобно и выбросить не имею права, поскольку — символ. Так и стою с серпом с тех пор, как изваяли, гик рука занемела. Эх, покосить хочется! Да нельзя, надо серп держать, как говорится, у каждого своя ноша. У кого серп, у кого — бронзовая кепка. Кому на ВДНХ выпало стоять на самом сквозняке, а кому — у ресторана «Арагви», как нашему Юрию Долгорукому. Конечно, он князь, у него связи в Москве, а я простая крестьянка.

Погоды у нас стоят ничего себе, вот только голуби страшно гадят на голову, а голову мне не мыли гик с XXIV съезда КПСС: говорят, что в стране шампуня нет. Куда ж они его подевали? А я еще хочу нравиться мужу своему, он у меня рабочий.

А ты замужем? Черкани о себе. Мы, статуи, должны держаться друг дружки. Как там у вас? Капитализм, наверное, человек человеку волк.

Жду ответа, как соловей Сессии Верховного Совета. Пошутила я.

Твоя Колхозница

СССР. Москва. Статуе Колхозницы.

Хелло, Колхозница! Горячий американский привет из-за океана. Очень рада была получить твой письма. Я, правда, по-русски ни бум-бум, но мне помог перевести мой френд Майкл. Он недавно приехал из Рашен и теперь имеет постоянное место жительство оф Америка. Но сейчас он пока без работы и без дома, и его постоянное место жительство внутри меня. Мне не жалко, пожалуйста, у меня внутри место всем хватайт.

Ты спрашиваешь, замужем я или нет. Нет. Мы, американские женщины, — эмансипированный женщины. Мы не обязательно стремимся выходить замуж. У меня с Майклом, как это называется… Свободный лав стори. И не скрою, мне бывает приятно, когда он ночует внутрь меня.

А насчет голубей не расстраивайся. Американский голуби такие же крези, как и советский. Они гадят и на меня, и на статую президента Линкольна. Это и есть демократия.

Привет тебе от Майкла. Он хорошо помнит тебе. Он, когда жил в Москве, часто ходил на ВДНХ — пить пиво с воблой. Вобла — это, наверное, женщина, которая была у Майкла до меня. Он ее часто вспоминает, он часто зовет ее, все вскрикивает — Во-бла!

Дорогая Свободушка, здравствуй!

Ох, что-то грустно мне, а вокруг столько девчонок ходит, виляют, чем могут, и серпы у них и в ушах, и на цепочках. Даже мой супруг, рабочий, даром что изнутри весь ржавый хрыч, а все на них засматривается. А я так ревную, до чего распущенность дошла. Ничего святого у этих девчонок, им все равно: памятник не памятник, лишь бы в штанах был.

А недавно большая беда обрушилась на нашу страну — большой урожай. А убирать — некому. Я просто испереживалась вся. Вот где мой серп пригодился бы. Ума не приложу, на что рассчитывает наше правительство. Может, оно собирается пустить на муку колосья из государственного герба?

На том прощаюсь. Колхозница.

Дорогая Ко! Твои грустные мысли, угнетенное состояние — это у женщин бывает. Может, тебе обратиться к психоаналитику? А может, тебе родить?! Та кого маленького, симпатичного железного рабочего с молоточком? Это бы тебя отвлекло. И муж перестал бы смотреть на сторону.

Гуд бай, твоя Сво.

Дорогая Свободушка! Случилось! Это случилось! Не то, что ты мне посоветовала, а совсем другое. Этот гад, мой рабочий, ушел от меня. К Венере Милосской из музея. Ну, к этой, знаешь, безрукой… Сказал, что я для него не тот уровень… и что я его уже как статуя не удовлетворяю. И что она, мол, итальянка и у нее темперамент!!! И что Венера эта старше меня, а сохранилась лучше… Конечно, сохранилась. Она в музее стоит, там температура постоянная, сигнализация. И руками не позволяют трогать. А попробуй она, как я, и в дождь, и в снег. И когда от голубей спасу нет, и каждая собака норовит ногу задрать.

Я думала, мой подурит, подурит и успокоится. Куда там! Бросил свой молот и был таков. Мало мне мой серп держать, так теперь еще и молот. Да я этой стерве безрукой еще и ноги пообломаю. Я в общество охраны памятников жаловаться буду. Хорошо, что моя мамочка, скульптор Мухина, не дожила до этого позора!

Дорогая Ко! Самое лучшее в твоем положении взять себя в руки, май диер. Все мужчины одинаковы. Мой Майкл тоже не подарок. Несколько раз он не приходил ночевать. Я точно знайт, что он изменил мне, и знаю, с кем. С одной садовой скамейкой в Центральном парке. Я видела. Он спал на ней. Мне сверху видно все. Так что же мне теперь, бросаться головой в Гудзонов залив? Нет, я еще нужна своей Америке. И ты нужна своему ВДНХ. Выше Серп и Молот, Ко!

Дорогая Свободушка! Здравствуй!

Извини, что долго не писала. Столько всего — не знаю, с чего начать. Однажды ночью мимо меня грузовик ехал, а на нем один мужчина. Борода — во! Мускулы —