Невеста без места - Наталья Сапункова

— Он, должно быть, потому огневух не любит, что их род когда-то огневуха и прокляла, — пояснила Велька, — или даже Огневая Мать то была?.. А не любит их он напрасно. Если проклятье огневой силой сделано, то его только огневой силой и можно отменить. Если какая огневуха вдруг полюбит… — она улыбнулась, свое рысье обручье пальцами погладила.

Она вот полюбила, хоть и не князя. А за это обручье князь теперь, должно быть, никаких преград им с Венко чинить не станет.

— Ты молчи об этом! — замахала руками Любица. — А то вдруг не захочет он тебя обратно с нами отпустить! Думаешь, пригрозила, он и испугался? Управу на тебя не найдет, князь-то? Есть тут огневухи и кроме тебя! И посильнее найдутся.

Конечно, найдутся. Такие, которые силу свою уже до мелочей изучили, умелые, не то что вериложская княженка. А интересно, есть ли такие, что тоже жар-птицей летали и с другими девками-огневками в огне танцевали?..

— Не бойся, не скажу, — махнула рукой Велька.

— Пойдем наверх, Велеславна, — потянула ее Любица к лестнице, — отведу тебя, подождешь в горнице, я поспрашиваю, как нам быть, не выйти ли к столу. Не сидеть же нам век тут на задворках! Что за радость, на свадьбу явились по углам прятаться. Невеста-то точно за стол не выйдет, так что тебе и можно бы.

— Ты иди за стол, Любушка, если позовут! Потом мне расскажешь, — засмеялась Велька, — а то и тебя не пустят ни за здешний стол, ни на свадебный пир, потому что ты все со мной!

Могло и так случиться. Воевна, на молоке обжегшись, теперь и на холодную воду дуть станет до самого Верилога… в который, впрочем, Велька вовсе не собиралась возвращаться. Она теперь об Озерске все думала — какой он? Такая уж глушь? А жить они с Венко будут в тереме или в простой избе?

И изба сойдет, на первое время или даже долее, хотя, помнится что-то, Венко ей и терема обещал, потому как он богатый купец…

Только бы сам он скорее появился! Не хочется в плохое верить, а все равно тревожно…

— Неправильно это, — в сердцах воскликнула Любица, — пусть волхву из святилища позовут, она скажет, есть ли что на тебе! Пусть обряды справят. Но чтобы княжескую дочь на сестриной свадьбе к столам не пускать — это неправильно!

Боярыня Любица, сама молодая и по натуре не затворница, тоже, наверное, хотела веселиться на свадьбе, а не отсиживаться в дальнем углу.

— Ты иди, — повторила Велька, — мне потом расскажешь.

Вернулась боярыня не скоро, Велька узор на полотенце успела разметить и вышила чуть не половину.

— Засиделся князь, — объяснила Любица виновато. — Обо всем говорил, спрашивал про дорогу… наше житье-бытье. Про все спрашивал. С моим боярином говорил да с Воевной. Воевна велела только, чтобы о тебе ни слова… А я все ждала, что о тебе он спросит или скажет чего. Он ведь о тебе узнал! Нет, ни словечка. Почему?

Это и Вельке было интересно. Княженка она, и огневая волхва в придачу, и князю с больной ногой вроде помогла — так неужели ему, князю, не стало любопытно хоть что-то про нее узнать?

Это оттого, что она с Венко, и князю это известно? То есть и неинтересна она князю вовсе, раз она с Венко?..

Почему же так?..

— И еще, Велюшка… ты не огорчайся, — вздохнула Любица. — А решили наши старшие, что не надо тебе на свадьбе быть. Раз неведомо о тебе князю, то и рисковать незачем. Тебя ведь отпустили родители, платок княгинин на тебя надели. Князь Вереней-де, если узнает, права предъявить может, отдаст тебя за кого сам пожелает, пусть уж твой батюшка… Значит, завтра мы с тобой тут останемся. А там будет видно…

— Любушка, так ведь князь уже знает… ты не сказала?..

Любица покачала головой.

— Не сказала. Сдается мне, князь сам о тебе вспомнит, вот и поглядим, что будет, — она улыбнулась.

На том и порешили.

Когда Любица ушла ненадолго, Велька выглянула из горницы, подозвала первую попавшуюся сенную девку, спросила:

— Кто такой Венко, ты знаешь такого? Хоть кого? Скажи мне.

— Не знаю, боярыня, — мотнула девка головой и поторопилась убежать.

Тогда Велька спустилась по лестнице вниз, в клеть. Вон там, на лавке, сидел князь Вереней…

Пожилая челядинка скоблила мокрым песком широкий дощатый стол, старые доски светлели под ее тряпкой. Велька подошла.

— Не знаешь ли ты, случайно, Венко? Кто он таков, бывал ведь здесь?

— Не знаю такого, боярыня! Ничего не знаю, — баба отвернулась, нагнулась за очередной порцией песка, спохватилась, взглянула на княженку, — надобно тебе чего-нибудь, боярыня?

— Ничего. Спасибо тебе за ответ…

— Так не знаю я никакого Венко, боярыня! — поспешно и немного испуганно сказала баба уже ей вслед. — И со двора я ни ногой и никогошеньки не знаю!

Неправда это. И она, и девка соврали. И Вышана правды не говорит, даром что сестра, и челяди, должно быть, строго-настрого запретили. Это что-то да значит.

Как увозили Чаяну, Велька и Любица смотрели потихоньку, из окошка сеней, в которые пришли переходами из своего дальнего терема. Впрочем, не они одни прятались, все наблюдали за действом тайком, кто откуда. Солнце уже почти закатилось, небо полыхало багрянцем и золотом. Одна Воевна вышла с Чаяной, лицо которой было все так же закрыто, на крыльцо, и вложила ее бледную безжизненную руку в руку княжича Иринея и связала их руки вместе вышитым полотенцем. Что она при этом говорила княжичу и что он отвечал — слышно не было. Ириней посадил невесту в открытый возок, в котором уже сидела седая старуха с непокрытой головой — волхва. Он сам взял вожжи, и тройка чалых тонконогих коней вмиг умчала возок.

— Тут так полагается, — шепнула Вельке Любица.

А Велька впервые подумала, каково сестре приходилось последнее время, после того как Яробран ей обручье вернул. Она ведь воспитана так, чтобы достоинство не ронять, вида не показывать, если плохо, казаться всем гордой княжной, всем довольной. И обручье нелюбимому не сама она отдала, а ее задетая гордость. Да, согласилась она, но ведь никто больше из княжичей и не помышлял просить у нее обручье! Казалось отчего-то Вельке, что не сильно нравилась красавица-сестра остальным княжичам. Вот брату ее, Горибору, поначалу очень нравилась, наперебой с Иринеем за ней ухаживали, а после той истории с заклятьем как отвратило его. Видно, по-настоящему полюбил Чаяну Ириней. И он, казалось Вельке, хороший человек, значит, оценит его со временем Чаяна и будет счастлива…

И еще Вельке выпала радость, что пелену невестину на нее больше надевать не стали. Свободная она, что хочет делает, с кем хочет говорит… не невеста потому что больше. Верно, Горибор сказал Вышане — она Венко жена.

Не невеста…

— Помогите, Матушка Макошь и Лада Пресветлая, пошлите молодым счастье и благоденствие, — затараторила, воздев руки, рядом какая-то старуха, из боярских домашних.