Музыка сфер - Элизабет Редферн

Джонатан рылся в кармане, нащупывая монету.

— Вернись-ка туда побыстрее. Выбери для них извозчика и заплати ему, чтобы с его каретой что-нибудь приключилось — что-нибудь, что задержало бы их за «Домом-На-Полдороге» по Кенсингтонскому тракту. Ты понял?

Такие поручения Лакит выполнял для него и раньше. Он сказал:

— Да, понял.

Джонатан дал ему деньги, и он ушел. А Джонатан сидел и думал: «Карлайн этот был в Портсмуте в июне прошлого года, когда убили мою дочь, и он немой. Все — Александр, Стимпсон, а теперь и Лакит — говорили мне про его немоту. Но он так похож на того, кого я видел с Кроуфордом, и я же видел, что они разговаривали».

Что это означает? Что Карлайн способен говорить. Какое отношение может это иметь к его расследованию, если Карлайна еще не было в Лондоне во время первого убийства? Самое прямое? Никакого?

Надев плащ, Джонатан покинул Уайтхолл, быстро перешел Чаринг-Кросс и по Стрэнду зашагал к Ковент-Гардену. На Пьяцце он порасспрашивал о Розе Бреннан, и ему сказали, что ее тут видели немного раньше. Ему потребовалось время, чтобы отыскать ее, и он уже готовился смириться с неудачей, когда наконец обнаружил ее в скудной тени скверного кабака. Послеполуденное солнце дышало жаром со стального неба. Когда она увидела Джонатана, ее лицо словно бы озарилось чем-то вроде надежды. И он прикинул, чего она может от него хотеть. Но что бы это ни было, он ее подведет, пришло ему в голову.

— Мистер Эбси, — сказала она. — Что вас сюда привело?

— Роза, мне кое-что от тебя нужно. — Он старался не смотреть туда, где рваные кружева едва прикрывали ее юные, почти детские груди. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной и попробовала бы указать француза, который дал тебе золото.

Ее лицо вновь затворилось.

— Господи, мистер. Я с этим помешанным никакого дела иметь не хочу. — Она мотнула головой. — И я же вам столько раз говорила, что убить меня пробовал не этот француз.

Джонатан сказал, тщательно выбирая слова:

— Я знаю. Но я хочу, чтобы ты посмотрела на другого человека. И я думаю, он сейчас, возможно, с тем французом.

Она сказала предостерегающе:

— И этот кучер со шрамом тоже тут ни при чем. Я же вам говорила.

— Нет. Я не про кучера.

Он увидел, что ее личико исполнилось упрямства, и сказал с отчаянием:

— Если ты поедешь со мной, тебе не надо будет к ним приближаться. Он даже не узнает, что ты будешь там.

Она сказала, отвернув лицо:

— Я не хочу его видеть, я же вам говорила. И мне надоели ваши вопросы. Если вы не собираетесь мне заплатить, так отвяжитесь от меня, ладно?

Он внезапно схватил ее, не замечая ни толпы на Пьяцце, ни душных запахов гниющих фруктов и овощей, пивного перегара, бьющего из кабаков. Ее тело было худеньким, невесомым. Она посмотрела на него снизу вверх сквозь золотисторыжие пряди, упавшие ей на лицо, и он воззвал к ней:

— Кроме денег, есть еще многое другое, Роза. И я смогу помочь тебе в чем-то еще…

Но ее рот устало искривился, и она сказала с горечью:

— Что еще есть, кроме денег, мистер? Как кто-то сумеет мне помочь без них? Я хочу только одного: денег, столько денег, чтобы бросить все это. Да еще удачи, чтобы пока не подцепить дурную болезнь. Чего, по-вашему, я могу пожелать? — Она отодвинулась от него. — Кого-то, кто будет меня ЛЮБИТЬ?

— Роза, — сказал он, беря ее за локоть, чтобы помешать ей уйти. — О, Роза…

Какие-то лицедеи, фиглярничая, пробежали мимо них, увлекая за собой новые толпы. Джонатан отвел ее в сумрак между ветхими строениями, зная, что это безумие, что он переутомлен, но внезапно он забормотал, будто влюбившийся мальчишка, кому прямая дорога в Бедлам. Слова вырывались у него — он давно уже не произносил их столько. За всю свою жизнь.

— Роза, — говорил он, — ты бросишь все это. Я найду для тебя что-нибудь безопасное. Маленький коттедж, тихий, мирный, у зеленых лугов, и буду приходить к тебе каждую ночь.

Она засмеялась ему в лицо.

— Как! — сказала она с насмешкой. — Я ведь шлюха?

— Сколько тебе лет, Роза?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Семнадцать? Восемнадцать?

Элли, когда она умерла, было восемнадцать. Он сказал с отчаянием:

— Так еще не поздно… — Но ее глаза, более старые, чем его собственные, сказали ему, что уже слишком поздно, а он ведет себя, как последний дурак.

— Ну, давай же, — сказала она. — Получи свое. Иисусе сладчайший, вот и все, что тебе на самом деле нужно, так? А потом ты повезешь меня поглядеть на человека, за которым гоняешься, раз тебе так легче исхитриться, чтобы снова задрать мои юбки.

— Нет, — сказал он, когда она начала расстегивать корсаж, — нет. Я пришел не за этим.

— Да неужто? — сказала она и уже устало обнажила перед ним свои груди.

Он пытался сладить со своим хриплым дыханием, стиснул руки в кулаки, но она засмеялась его мучениям и подсунула ладони под свои маленькие груди, приподнимая их, дразня его.

— Ну вот. И больше не бормочи мне про коттеджи посреди лугов. А если ты все-таки решил потащить меня поглядеть на твоего француза, это обойдется тебе вдвое дороже.

Все Тела, чем бы они ни были, если придать им простое прямое движение, будут двигаться вперед по прямой линии, пока какая-либо Мощная Сила не воздействует на них и не придаст им Движение по Кругу, Эллипсу или какой-либо другой сложной кривой.

РОБЕРТ ГУК. «Попытка Доказать Движение Земли» (1674)

Гай де Монпелье смотрел в окошко наемной кареты, катящей на запад к Кенсингтону.

— Кажется, будет дождь, — сказал он.

Александр, разгоряченный, неудобно примостившийся на сиденье напротив, понимал, что Гай боится, как бы они не лишились возможности искать вечером потерянную звезду. Он с трудом балансировал, чтобы не упасть, пока тяжелая колымага тряслась по рытвинам дороги. И ответил со всей убежденностью:

— Да, дождь может пойти, но к полуночи небо прояснится.

Однако вопреки его бодрым словам низкие тучи на западе порождали самые дурные предчувствия.

Им пришлось нанять карету для поездки в Лондон, так как Ральф куда-то пропал. Карлайн отправился верхом к Кенсингтонской заставе нанять им экипаж, а когда они сели, Августа, к удивлению Александра, сказала, что Карлайн будет их сопровождать на случай, если Гаю станет плохо.

Вот так они втроем приехали в Таунсенд-лейн, и Александр попросил Персиваля проверить и отполировать линзу из телескопа Монпелье. Им пришлось некоторое время ждать в тесной мастерской среди запахов табака и чуть несвежего белья, пока Персиваль ознакомился с указаниями Александра, а затем внимательно изучил и заново отполировал линзу, после чего вновь ее проверил. Кончив, Персиваль отвел Александра в сторону и вручил ему для передачи Ротье подзорную трубу, надежно спрятанную в матерчатом чехле с туго затянутыми шнурками. Александр удивился: Ротье ничего не говорил ему про этот заказ, и даже еще больше его удивил неожиданно тяжелый вес трубы.