Хроники Дождевых чащоб. Книга 3. Город драконов - Робин Хобб

Гест тоже отправил почтового голубя с сообщением, в котором заявлял, что не будет нести ответственности за те долги, в которые они могли войти во время своей экспедиции, и что он не разрешает выдавать им средства в счет его кредита. Означает ли это, что он исключил Седрика из числа своих служащих? Не может ли теперь Седрик самостоятельно заявить свои права на долю в городе?

Еще несколько мгновений назад Гесту и в голову не приходило, что у него могут иметься какие-то права на Кельсингру, теперь же мысль о том, что эта доля может оказаться вдвое меньше из-за того, что он сам дал волю вспышке раздражения, заставляла его бледнеть. Отец будет в ярости. Но только в том случае, если ему об этом станет известно. Если Гест первым доберется до Седрика, то наверняка сможет снова его приструнить и внушить прежнее обожание. Этот паренек был влюблен в Геста с ранней юности. Простого заверения в том, что Гест его не прогонит, наверное, будет достаточно, чтобы секретарь снова принялся бегать за ним по пятам.

Что до Элис… Ну, брачный контракт – это же в первую очередь именно контракт. Ее «чувства» не имеют совершенно никакого значения. Она будет связана своим словом и подписью, как и подобает дочери удачненского торговца. Он потребует, чтобы она выполняла свои обязательства. Вот и все. Она может вернуться добровольно, и тогда он снова поселит ее в своем доме со всеми ее свитками, книгами и записками. Или же она может сопротивляться и вернуться в роли, которая окажется ничем не лучше прислуги. Он оказал ей огромное благодеяние, женившись на ней. Ее родные были бы глупцами, если бы не потребовали, чтобы она вернулась на подобающее ей место. И это станет инструментом, который он сможет использовать против нее: если она станет хоть в чем-то против него восставать, он сможет угрожать достоинству и состоянию ее семьи. И тогда она будет делать то, что ей сказано.

– Ты меня слушаешь? – резко вопросил его отец.

– Конечно! – возмущенно солгал Гест.

– Ну, так какой корабль и дату отплытия ты предпочтешь? Известие об этом новом городе усилило интерес к Дождевым чащобам до настоящей лихорадки. Все, у кого в Трехоге или Кассарике есть хоть дальняя родня, будут пытаться купить место на борту, чтобы посмотреть, нельзя ли на этом заработать. Если ты хочешь получить каюту на каком-нибудь корабле, идущем вверх по реке, тебе стоило бы заплатить за проезд уже сегодня.

– Поручи это своему управляющему, хорошо? Теперь, когда Седрик пустился во все тяжкие, мне приходится самому выполнять работу секретаря…

– Отправляйся на пристань. Найди себе корабль.

В голосе его отца звучала решимость с оттенком отвращения, характерного для человека, который сам для себя все делает и находит немыслимым, что его собственный сын готов поручать подобные вещи подчиненным.

Гест постарался, чтобы его лицо осталось бесстрастным. Когда-то, много лет тому назад, он попытался объяснить отцу, что тот является в Удачном человеком влиятельным, торговцем с немалым состоянием и собственными кораблями, и что такие люди не отправляются пешим ходом, чтобы обеспечить себе проезд или выбрать копченый окорок в коптильне какого-нибудь лавочника. Спор, который за этим последовал, был длинным и утомительным, ибо его отец доказывал, что именно так и стал человеком влиятельным и что не собирается перепоручать детали собственной жизни кому-то другому. Гест снова приготовился к подобной лекции, но в этот момент в кабинет его отца явилась его матушка.

Его матушка никогда никуда не входила незаметно. Силия Финбок вплывала в помещение, словно корабль, идущий на всех парусах. Ее роскошные черные волосы были уложены на макушке и украшены букетом, который Гест молчаливо счел более подобающим для настольной вазы, нежели для женской прически. Она всегда была пухленькой, и с возрастом ее полнота только увеличилась. На ней был надет (что бывало почти неизменно) наряд, напоминающий покроем старомодное одеяние торговца и выдержанный в цвете их семейства – насыщенно-пурпурном. Он подозревал, что тем самым мать намеревается напоминать всем встреченным о своем статусе. К тому же этот наряд был не таким сковывающим, как современная женская одежда. Простоте ее одеяния противоречила дорогая ткань, которую она для него выбрала. Она приближалась, широко разведя руки, чтобы его обнять.

– Мой бедный милый мальчик! Как отец может рассчитывать, чтобы ты чем-то занимался, когда у тебя наверняка так болит сердце! Кто бы мог ожидать от Элис такого? Она казалась такой тихой маленькой мышкой, такой скромной домоседкой! Я уверена, что когда станут известны все подробности, эта история окажется не такой уж простой. Ни одна женщина в здравом рассудке никогда тебя не бросила бы! Какой мужчина способен с тобой сравниться? А Седрик так долго был твоим другом: разве он мог так тебя предать? Мой милый, милый мальчик! Нет, конечно. Что-то случилось с ними в тех ужасных местах, там наверняка действовало какое-то темное колдовство Дождевых чащоб!

Произнося эти слова, она двигалась и жестикулировала, почти танцуя, словно все еще была той грациозной темноволосой женщиной, которая так мило улыбалась со свадебного портрета, висевшего на стене позади рабочего стола его отца. Отец встретил ее улыбкой (он всегда улыбался, когда она вплывала к нему в кабинет), однако чуть сузившиеся глаза показывали, что – тоже как всегда – он не одобряет ее демонстративного сочувствия Гесту.

Гест его одобрял. Оно всегда работало на него. До него у родителей умерли трое сыновей, унесенных кровавой чумой, что превратило его в старшего сына и наследника. Предполагалось, что кровавая чума приходит из Дождевых чащоб либо как проклятье, либо как инфекция, вызванная контактом с артефактами Старших. Его мать в это верила и так и не смогла простить Дождевым чащобам гибель трех своих малышей. Силия и сейчас готова была обвинять Дождевые чащобы в крахе брака ее сына и измене его «лучшего друга». И Гест был вполне готов ей в этом потакать. Он устремил на нее печальный взгляд и увидел, как ее собственные глаза наполняются сочувствием.

– Хотелось бы мне, чтобы это было именно так, матушка, – мягко проговорил он. – Однако я боюсь, что кто-то другой добился ее расположения.

– Тогда завоюй ее расположение снова! – потребовала она, вызывающе повысив голос. – Поезжай к ней. Продемонстрируй себя рядом с ним. Напомни ей обо всем, что ты ей давал: чудесный дом, ее собственный кабинет, бесценные свитки, вечера, которые тебе приходилось проводить в одиночестве, пока она в них копалась и их рассматривала. Она обязана хранить тебе верность. Напомни ей о клятвах вашего брачного контракта. – Голос его матушки звучал все медленнее и глуше. – И напомни ей о том, во что ей обойдется нарушение этих клятв как с точки зрения ее положения в обществе, так и с финансовой.

Его отец шумно выдохнул через нос.

– Дорогая, ты не боишься, что Элис в свою очередь сможет напомнить Гесту обо всех тех неделях, которые ей приходилось проводить в одиночестве, пока он отправлялся в свои торговые поездки? Обо всех тех вечерах, когда он предпочитал развлекать своих друзей где-то не у себя дома? И о том, что у нее так и не появился малыш, которого она могла бы лелеять…