Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Так, удалось понять, что на рубеже веков франки сохраняли важные козыри в Северной Италии. В 599 г. внуки Брунгильды оставались, в частности, хозяевами таких цизальпинских территорий, как Аоста, Суза и долина Ланцо[148]. Они сумели закрепить там франкское господство и с этой целью сделали из этих земель епископство к величайшему негодованию епископа Туринского, от которого зависела эта область. Папа сконфуженно попросил франкских королей отказаться от этого замысла. Но в письме, адресованном Теодоберту II и Теодориху II, он подчеркивает, что Рим не считает Меровингов врагами, напротив, он видит в них союзников и защитников церкви.

Следует ли понимать это так, что, несмотря на смерть Атанагильда, союз между империей и франками сохранился и от идеи совместного наступления на лангобардов не отказались? Во всяком случае, контакты с византийским двором прерваны не были. Так, в 597 г. император Маврикий принял послов, присланных Брунгильдой. Еще в 602 г. под предлогом заключения соглашения между Теодорихом II и империей в Константинополь была послана миссия, которую возглавляли послы Бургоальд и Вармарикарий.[149] Послания, как обычно, были изложены дипломатам устно, предмет обсуждения остается неизвестным. Но посольство проехало через Рим, и Брунгильда настояла, чтобы о переговорах был информирован папа; дело определенно касалось Италии.

Однако можно задаться вопросом, не вела ли королева двойную игру. В самом деле, лангобарды продолжали платить ей разорительную дань ради сохранения мира. Зачем же ей было идти их убивать? Возможно, большинство посольств ехало в Константинополь с целью выклянчить у императора еще несколько тысяч номисм, хотя понастоящему никаких операций в Италии не планировалось.

У меровингских королей — несомненно в большей мере, чем у их аристократии — геостратегические горизонты оставались широкими. Так, хронист Павел Диакон упоминает сражения между франками и аварами в середине 590-х годов. Он сообщает, что сначала авары потеснили баваров, которые как раз боролись со славянами. Потом дунайские варвары якобы вступили в Паннонию и оттуда произвели нападение на Тюрингию. Чтобы убедить их вернуться обратно, Брунгильда была вынуждена заплатить дань. Неизвестно, на каких документах основывается Павел Диакон, рассказывая об этих событиях, но нельзя сказать, что его рассказ неправдоподобен.

В самом деле, где-то между 596 и 602 гг. Брунгильда отправила в Византию посольство от имени Теодориха II Бургундского, возглавляемое послами Бозоном и Беттом; оно предложило империи наступательный союз против аваров при условии, что император покроет расходы на войну. Маврикий ответил, что остается союзником Меровингов, но что заключенные договоры не включают ни одной финансовой статьи[150]. То есть могущество франков в Центральной Европе не поколебалось и могло оказаться полезным для тех, кто предложит наибольшую цену. Пока что, однако, у Византии не было свободных номисм. Может быть, император также научился относиться к требованиям королевы с недоверием.

Павел Диакон добавляет, что незадолго до 600 г. хан аваров якобы наконец утвердил мир с лангобардами; в то же время, как он пишет, лангобарды возобновили договор о вечном мире с Австразией. Если эти соглашения действительно были заключены, становится понятней дипломатическое возбуждение византийцев на рубеже веков. Ведь когда в последний раз между аварами, лангобардами и франками был заключен тройственный союз, империя потеряла Италию. А на сей раз из-за этого союза пострадала византийская Истрия, выдержав с 602 г. ряд набегов аваров и славян.

Всегда эффективная, франкская дипломатия иногда приносила результаты неожиданные и, надо сказать, непредвиденные. Так, когда франко-баварскую принцессу Теоделинду в конце 580-х годов обручили с королем лангобардов Аутари, была достигнута договоренность, что она сможет сохранить католическую веру, как все меровингские принцессы, выдававшиеся замуж за границу. И в самом деле, ее муж, закоренелый еретик, считался с ее верой. После смерти Аутари в сентябре 590 г. Теоделинда вышла за его преемника, короля Агилульфа. Тот был язычником, но позволял жене отправлять культ, как ей было угодно, строить церкви и переписываться с папой. В 603 г. Теоделинда даже получила разрешение окрестить в католическую веру их сына, принца Адалоальда. Благодаря этому стечению счастливых случайностей наследник лангобардского трона стал не только кровным родственником Меровингов, но еще и верующим в никейские догматы. Брюзга мог бы отметить, что священник, крестивший Адалоальда, был приверженцем «трех глав», и, значит, юного принца можно считать схизматиком. Но даже папа предпочел закрыть на это глаза. Что касается Меровингов, они сочли, что мнимое обращение лангобардов в католичество заслуживает укрепления дипломатических связей. В июле 604 г. австразийские послы торжественно помолвили Адалоальда с только что родившейся дочерью Теодоберта II.

Неизвестно, участвовала ли в переговорах Брунгильда, приходившаяся прабабкой этому ребенку. Этот жест соответствовал основной направленности ее дипломатии примирения между большими варварскими королевствами. К тому же в начале VII в. мир с лангобардами сделался необходимостью. Византийцы явно менее щедро, чем когда-то, финансировали свою внешнюю политику, потому что дела империи шли плохо. А ведь без регулярного поступления зарубежного золота меровингская экономика становилась неустойчивой. Так что лучше было довольствоваться двенадцатью тысячами солидов, которые лангобарды платили ежегодно, и грабежом, легким и прибыльным, малых соседних народов.

Разрыв между Бургундией и Австразией

События 602–604 гг. были последними, которые были отмечены единой волей, определявшей политику королей Австразии и Бургундии. Потом пути обоих Teilreiche разошлись. Совершеннолетие королей, нажим со стороны местных аристократий и растущая роль Билихильды, молодой супруги Теодоберта II, привели к тому, что десятилетнее единство исчезло. Когда — неизвестно, но контроль над Австразией Брунгильда утратила. Фредегар предлагает назидательную версию этого эпизода, отнеся его к 599 г.: