Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

она разрыдалась, лепеча, что он, должно быть, испугался, но непременно вернется, что ей было бы больно думать, что он ко всему этому причастен… в общем, лепетала нечто в этом роде, я сейчас уже толком не помню. Но чего не забуду никогда в жизни — так это приступа ярости секретаря. Без малейшего колебания он грубо оскорбил это бедное дитя, заявив, что нет ничего удивительного в том, что она пытается защитить своего любовника. Ужас, настоящий ужас, уверяю вас! Но больше я вас пугать своими рассказами не буду. Просто потому, что больше ничего не знаю. Свидетельские показания брал у меня сам начальник полиции, человек отменной любезности. После он лично отвез меня домой, и должна вам сказать, что больше никаких дел с полицией я не имела, — с удовлетворением сообщила старая дама. Сознание того, что она сыграла в трагедии столь важную роль, доставляло ей живейшее удовольствие. — Однако вы побледнели, князь, — вновь заговорила она. — Кажется, эта трагическая история не оставила вас равнодушным.

Это было мягко сказано. Услышанное потрясло Альдо до глубины души. На миг он даже позабыл, где находится. Адальбер постарался прийти ему на помощь. Еще со своей первой встречи с леди Дэнверс он понял, что герцогиня звезд с неба не хватает, и значит, ее проницательности не приходится опасаться, но он боялся, как бы горячая кровь итальянца не подвигла его на какое-нибудь безумство. Поэтому он поторопился задать вопрос, который должен был немного разрядить атмосферу.

— Газеты ничего не пишут об этом, но я не сомневаюсь, что граф Солманский поспешил на помощь дочери. Отец не может не быть потрясен таким известием, — прибавил он лицемерно.

— Нет, он еще не приехал, но, очевидно, скоро приедет.

Когда разыгралась драма, он находился в Нью-Йорке, где женил своего сына на какой-то там наследнице. Но приехать граф должен. Сейчас он, верно, на борту «Мавритании» держит путь в Ливерпуль. Однако давайте поговорим о чем-нибудь другом, друзья мои! Эта злосчастная история мне горька вдвойне, потому что я очень любила Эрика Фэррэлса! Материнской, я бы сказала, любовью. Я познакомилась с ним, когда он был еще совсем юным. Давайте поговорим о вас, князь!

Я полагаю, что вы приехали в Лондон ради алмаза, из-за которого изведено уже столько чернил и сломано столько копий?

Альдо, уже несколько успокоившийся, подавил вздох.

Сейчас ему было куда приятнее заняться светской болтовней, чем представлять себе Анельку, защищающую лакея, которого Сэттон без малейшего колебания назвал ее любовником спустя четверть часа после смерти мужа. Анельку, в черном платье сидящую на кровати в тюремной камере и думающую об этом Станиславе, который неведомо откуда свалился и которого она взяла в дом Фэррэлса по причине, известной только ей одной. Альдо не верил ни секунды, что это был порыв милосердия по отношению к попавшему в беду соотечественнику. И вдруг в голове у князя промелькнула догадка, вполне возможно, глупая, но настолько важная для него, что он даже перебил герцогиню, которую Адальбер вовлек в увлекательный разговор о египетских драгоценностях.

— Простите меня, ваша светлость. А вы уверены, что лакея звали Станислав?

Лорнет метнулся в сторону Альдо со скоростью пистолетного выстрела.

— Уверена! Что за странный вопрос?

— Но он небезоснователен. А может быть, его звали Ладислав?

— Нет, нет! Вы сами знаете, что все польские имена похожи одно на другое, даже те, на которых не сломаешь себе язык, но я могу поклясться, что звали его Станислав. А теперь скажите мне, почему это так важно?

Трудно уклониться от ответа и не показаться невежливым, особенно если твоя собеседница герцогиня. Альдо предпочел перейти на шутливый тон.

— Да нет, никакой особой важности. Язык опередил мысли, только и всего. Просто я вспомнил, что в Варшаве, где я впервые встретил графиню Солманскую, она часто виделась с неким Ладиславом и, по-видимому, была им увлечена. Фамилии его, на которой как раз можно язык сломать, я не запомнил, — прибавил он со своей самой обольстительной улыбкой.

— Не мучьте себя, не старайтесь вспомнить, милый друг, — снисходительно сказала герцогиня, похлопав Альдо лорнетом по рукаву. — Это все такие мелочи! Поляки — невозможный народ, и мой бедный Эрик поступил бы куда разумнее, оставшись холостяком, что подходило к нему как нельзя лучше.

А теперь я советую вам оставить чашку, в которой вы мешаете чай вот уже четверть часа. Полагаю, пить это уже нельзя.

Так оно и было. Альдо попросил принести ему другую чашку, извинившись за свою рассеянность, и разговор вновь вернулся к египетским ожерельям. Прощаясь после чая, друзья получили от старой дамы приглашение навещать ее без церемоний в ее доме на Портленд-плейс — пропуск, который дорогого стоил.

— Не стоит этим пренебрегать! — воскликнул Адальбер, проводив обеих дам к машине. — Кого там только не встретишь! А это может оказаться не только любопытным, но и полезным. Кстати, что у нас намечено на сегодняшний вечер?

— Располагай им по своему усмотрению. Что касается меня, то я предпочел бы лечь пораньше. Путешествие в поезде измотало меня.

— И поэтому ты предпочитаешь не болтать, а размышлять, не так ли?

— Именно так. То, что поведала нам графиня, меня совсем не радует.

— Можно подумать, ты не знаешь женщин! В общем, я не огорчу тебя, оставив в одиночестве?

— Нисколько! Я хотел бы обдумать кое-что из того, что слышал за чаем. А ты побежишь по девочкам? — осведомился Альдо с характерной усмешкой.

— Нет, по пивным Флит-стрит . Тамошний люд всегда изнывает от жажды, а мне пришло в голову, что нам с тобой недостает знакомств в мире прессы. Может быть, мне удастся обрести там какого-нибудь друга детства, который не сможет отказать в нужной нам информации. Мне показалось, что газеты в последнее время стали чересчур уж скрытны. Как-никак, существуют же анонимные письма, касающиеся «Розы Йорков», — и я думаю, из них можно кое-что почерпнуть.

— Если тебе удастся узнать новые подробности относительно смерти Эрика Фэррэлса, буду тебе очень благодарен.

— Представь себе, это я тоже имел в виду!

Глава 2. ЭКЗОТИЧЕСКАЯ ПТИЦА

Адальбер Видаль-Пеликорн затянул пояс своего плаща так, будто собирался перерезать себя надвое, поднял воротник, втянул голову в плечи и проворчал:

— Никогда не думал, что сделаться другом детства газетчика не первой величины стоит так дорого! Мы обошли с полдюжины пивных, не считая обеда, которым он хотел угостить меня непременно у «Гренадера» и, разумеется, за мой счет! — обедом, которым герцог Веллингтон угощал своих офицеров: говядина в эле, картошка в мундире с маслом и