Лестница на шкаф - Михаил Юдсон

Однажды, когда я увлеченно рассматривал старинное руководство «О метании дротиков с коня», внезапно возник замполит Авимелех. Он подкрался, вырвал книжку у меня из рук, мельком взглянул на название и кинул ее в угол.

— Зря разбрасываетесь, — заявил замполит Авимелех неодобрительно. — Разве чтение множества писателей и разнообразнейших книг не сродни бродяжничеству? Кто везде — тот, в угоду хаосу, в нигде. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Я вас по-хорошему прошу, прямо Марром-язычником заклинаю — читайте лучше почаще караульную Вечную Книгу. У нее и так семьдесят ликов, вполне достаточно. Причем все ответы там в начале, а вопросы придут в конце концов — и будь здоров! А редкая радость творчества — торить пересказ в боевом листке своими словами! И посещайте регулярно, пожалуйста, занятия в Лазаревской комнате, а то уже шепчутся, что вы волыните и у вас пропусков много…

Сунул мне в руки «Устав» и ушел.

Эх, Лазаревская комната, учебка наша драгая! Пичкают там науками, пищей духовной — аж пальцем в горло проталкивают. Надо бы, конечно, позаниматься, подогнать. Все прахим туда смирно ходят, растут над собой, а ты чего… Кажется, еще бегущий суеты рядовой Ким капал о текучем понятии «водао», плел о нежелании не плыть не по течению… И Гилель велел: «Не делай» (о, не трудитесь продолжать!). Шевеля плавниками в солярном эфире казармы, я, Иль, трансформируюсь в существо незлобивое и светозарное, в принципе готовое тратить время на казенный идиотизм. Но — претит диктат! Хотя здесь скорее диктант от Лазаря: «Возьми и запиши слова, которые я тебе сказал». Старшина Ермияга тоже, кстати, советовал:

— Учись, глядь! Да на 4 и 5! Не то, неровен час, зашлют тебя в зоовзвод, где и зачнут с аразами скрещивать, с лягушкой венчать…

Рассудив хорошенько, я решил не хорохориться, плюнул на самость и стал прилежно забредать с однородными в Лазаревскую, принялся стараться, тянуть руку, а там постепенно и втянулся.

Лазаревская комната представляла собой залу для получения знаний. Большая, светлая, одними окнами она глядит на цветник, другими — на Сады. Под окнами миква — водоем, радующий глаз и слух. Струя воды, низвергаясь откуда-то, ненужно добавим — сверху, падает вся в белой пене в это мраморное вместилище. Пол в зале мозаичный, и выложены на нем красным и желтым костлявые лошади (действительно, жуткие ребристые создания), влачащие бричку на живодерню, аразы на запятках нагло пачки скалят. И наперекор — страшно сапогом наступать — могучие, строгие фасы Стражей, в одной руке свиток с двумя ручками, в другой — дубинка с привязанным слитком серебра. Это и есть Молот Грома — часть оборудования Стража (в основном на картинках). «Молот» некоторые трактуют как аббревиатуру «Мощь отдана лишь Одному Тебе (Господи)». Человеци с молоточком, отчаюги с палицей! Неспроста в аразских сказках Страж изображался как природное явление — Гром Господень. Золяция идет!.. На стене выдолблено изречение: «Вечно Лазарь ведет нас и учит, зорок глаз его, тверда рука». Тут же развешаны учебные плакаты («Стража в положении лежа»), пособия, наставления из главы «Левит» — как гнать колонну («Если вы будете поступать по Уставу — будете гнать врагов ваших… четверо из вас прогонят сто…»), как подавать голосом команды. Рядом в рамках лики — Тридцать Героев. В углу священная херугва белоголубеет навытяжку. Над доской, на которой пишут мелом, — мраморная маска Когана-Основателя. Это он еще в хедере дознался, что на уровне забытой родной речи «араз» значит — «упакован», сиречь некроть в ароне из сикоморы. Это Коган отметил в дневнике, что в «казарме» уже даже и фонетически таится араз, на погибель. И лучше не называть аразов вслух, а табуированно произносить — те самые. Сам же в своих ученических работах, так называемых «Поучениях», он называл их «зы». Он же установил «Законы зы» — систему основополагающих запретов, и сформулировал знаменитые «Пять постулатов». Вон они, привинчены под стеклом, учи и проникайся:

ПОСТУЛАТ ПЕРВЫЙ. «Араз пахнет, ибо вонюч, поскольку грязен от природы. Он гадит там, где жрет. Кроме того, он бросает наземь кожуру и шкурки».

ПОСТУЛАТ ВТОРОЙ. «Араз ленив, он не желает и не умеет работать. Он только гадит и храпит. Кроме того, он плодлив и прожорлив, как саранча».

ПОСТУЛАТ ТРЕТИЙ. «Араз агрессивен по сути. Он кланяется и клянется, а сам, гад, ить замышляет. Кроме того, при поклоне у него из-за пазухи постоянно вываливается ножик».

ПОСТУЛАТ ЧЕТВЕРТЫЙ. «Араз недоразвит. Он ставит свой шатер на ветках и живет так, уцепившись. Кроме того, он гадит на прямоходящих внизу».

ПОСТУЛАТ ПЯТЫЙ. «Араз кровожаден и набожен. Каждый божий день с ранья до поздна он гадким голосом «орет с конца» и мешает сосредоточиться. Кроме того, он подползает и крадет наши яйца».

— Вот тут непонятно, — поднимал я брови и показывал пальцем.

— Да чего, обычная аллегория, — объясняли ребята.

В постулатах проступала свойственная Книге простая грубая мудрость. Каждое слово как вырублено. Легко запоминалось. А вокруг меноры текста густой рамочкой, налетевшими мелкими буквицами-букашками — комментарии, гудеж разных праведников: «Это все правда», «Так оно и есть», «Верно, братцы, написано».

Помимо постулатов я выучил ходячие выражения: «Да станешь ты добычею аразов!» (произносится грозно, нараспев) и «Кому пироги да пышки, а нам сапоги да вышки» (это надо скороговоркой, плясать словами).

Хочу еще бегло описать, как у нас занятия в Лазаревской проходят. Сидим мы себе по звеньям, ждем звонка к началу коллоквиума, обычно вола околачиваем, слегонца травим баланду про есаула Саула и поручика Трахтенберга («Пришел раз есаул Саул на бал…»), но вот отворяется дверь и стремительно входит замполит Авимелех. Все дружно встают, гремя крышками парт. Он поводит ладонью:

— Охэй, конвоиры, воля!

Все садятся. Авимелех, постукивая стилосом из норильского тростника по столу, дожидается тишины и строго произносит:

— Некоторые из вас, может быть, думают, что летом ничего делать не надо, только гулять, но это неправильно. Стражи даже на лето не прекращают своей учебы, чтобы время не пропало зря. Вообще же надо круглый год читать Надкнигу.

Тут он просит каждого открыть учебник на стртристатри, второй абзац сверху, и начинает наизусть, и все повторяют, раскачиваясь: «Никто не может принять Завет случайно. Превыше личного желания сторожить, вообще независимо ни от чего стоит неумолимая необходимость Отбора, а уж он не признает ни смягчающих обстоятельств, ни милосердия. Мы, Стражи, — слуги меча Ma, сего шипа ран, свирепые рушители сил. Как соты в улье шестиугольны, Да-щитовидны, так же мы, Стражи — рой, жалящий и не знающий жалости…»

Потом Авимелех садился возле окна на табуретку, закидывал ногу на ногу и, поигрывая пенсне, вздыхал:

— Глушь у нас здесь, на куличках, беспросветная. Провинция, задница пророка. Жара. Аразы-с. А вот в древней пещерной Республике высшая каста была — Стражи… И сторожить никого не надо было…

Мы тоже вздыхали, хорошо понимая майора Авимелеха. Должность у него была собачья, сторожевой чин только 8-го градуса — замполит дружины, и ничего не светило. А хотелось, как всякому, большего, мечталось ухватить кесарево — превратиться в Звезду.