Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

Родственник Франца фон Папена, Шлебрюгге был высоким, обладавшим юнкерской выправкой офицером с моноклем и в гетрах. Он величественно парил над низменной деятельностью своей новой службы, оставаясь безразличным к ней и проводя большую часть времени в своем элегантном доме номер 142 по Доната-Герра, где общался лишь с равными по положению и никогда – с подчиненными из аванпоста, к которым испытывал, судя по всему, легкое презрение. Вскоре даже барон фон Рюдт пришел к заключению, что полковник не тот человек, который нужен на этой деликатной работе, и написал в МИД, что «господин фон Шлебрюгге неизбежно привлекает к себе внимание своей прусской выправкой и офицерскими манерами».

Но не имело значения, хорош или плох был руководитель аванпоста. Все члены шпионской сети знали свое дело и работали замечательно, не обращая внимания на причуды или приказы своего шефа.

Несмотря на бездеятельного подполковника, а также медленную связь со своей штаб-квартирой на родине, лежащей на расстоянии в 11 тысяч километров, аванпост работал блестяще, достигая одного триумфа за другим. Энергичный доктор Хертшлет нелегально вывез из страны на японских танкерах и судах других дружественных Оси стран тысячи тонн нефти. Доктор Норте заложил основу того, что впоследствии стало фантастической «сетью Боливар» из подпольных коротковолновых радиопередатчиков, передающих в Германию жизненно важную информацию об отправлении и маршрутах конвоев.

Постепенно стали сказываться и недостатки организации шпионских операций на столь большой дистанции. Огромный мексиканский аванпост был самым дорогостоящим из всех резидентур абвера за рубежом. Финансовые проблемы усугублялись тем, что большинство выплат приходилось производить наличными в валюте тех стран, где они осуществлялись. Шлебрюгге были нужны песо, колоны, сукре, кетцали, лемпиры и кордобы для выплат агентам соответственно в Колумбии, Коста-Рике, Эквадоре, Гватемале, Гондурасе и Никарагуа, а также тысячи долларов для США. Ограничения военного времени сделали перевод денег очень затруднительным. Британская финансовая блокада, поддержанная американским правительством, сделала перечисление средств почти невозможным.

К лету 1940 года мексиканский аванпост остался без денег. Их бедность выражалась в различных формах и поразила агентов в самые уязвимые места. Рековски временами оказывался настолько на мели, что не мог оплачивать еженедельный счет за проживание в отеле «Женева», где он останавливался, приезжая в Мехико. Согласно телеграмме посла фон Рюдта, у одного из агентов не оставалось денег даже на еду и ему грозила смерть от голода. Шлебрюгге вынужден был предпринять осторожные действия в кругу своих богатых знакомых, чтобы свести концы с концами.

Из-за отсутствия средств операции в Центральной Америке прекратились. И в самый разгар кризиса, когда казалось, что наступает полное банкротство, Берлин вдруг решился прийти на выручку. У итальянцев был в Нью-Йорке специальный денежный запас, переведенный из Рима для финансирования шпионажа и фашистской пропаганды в США. Этим занималось не так много итальянцев, а то немногое, что они успели сделать, стоило недорого. К тому времени как Канарис узнал о фонде, тот оставался почти нетронутым. Адмирал ринулся в Рим и уговорил дуче одолжить абверу эти деньги. Это был, вероятно, самый большой единовременный вклад, который Муссолини внес в совместные военные усилия.

Фонд, насчитывающий 3 миллиона 850 тысяч долларов, хранился на нескольких специальных счетах в различных банках США. Все деньги оставались там, и теперь вопрос заключался в том, как вывезти эти деньги из Соединенных Штатов в Мексику и Южную Америку. Разработанный план возлагал все действия на итальянцев. Деньги были изъяты из банков, уложены в сумки для дипломатической почты и доставлены тремя курьерами – двумя консулами, которые перевезли 2 миллиона 450 тысяч долларов в Рио-де-Жанейро, и одним секретарем посольства, который отвез 1 миллион 400 тысяч долларов в Мехико.

Три дипломата вместе добрались до Браунсвилля, Техас, где и разделились. Консулы доехали до Нового Орлеана, сели на борт судна, следующего в Бразилию, и благополучно достигли места назначения. Секретарь посольства сел на поезд до Мехико, но едва он оказался на мексиканской земле, человек, представившийся специальным агентом тайной полиции, заставил итальянца открыть сумку, а затем конфисковал деньги, не обращая ни малейшего внимания на протесты молодого дипломата и напоминания о дипломатической неприкосновенности.

Итальянский посол в Мехико ринулся в МИД и заявил протест. Министр иностранных дел принес извинения за то, что он назвал «непростительной ошибкой нового и неопытного сотрудника», но ни итальянцы, ни немцы больше так и не увидели этих денег. Мексиканские власти положили всю сумму на блокированный счет, где деньги хранились до конца войны.

Нарастающий поток лихорадочных посланий из Мехико в Берлин свидетельствует о постоянном углублении немецких осложнений. В них говорится о внезапных задержаниях ключевых агентов, о таинственных разоблачениях, появляющихся в мексиканских газетах и с нехарактерной для местных репортеров точностью описывающих операции шпионской сети и похождения ее сотрудников, о филерах, следящих за Шлебрюгге, Николаусом и Хермкесом. Один агент сообщил, что его сверхсекретный шифр был раскрыт.

Никакое количество резких дипломатических нот, которыми посол фон Рюдт засыпал министерство иностранных дел, не помогло остановить эти неприятности. Положение стало столь невыносимым, что посол рекомендовал Берлину закрыть аванпост. В его телеграмме говорилось: «Я полагаю, что дальнейшее осуществление подобной деятельности не представляется возможным. Более того, она только наносит вред моей основной миссии – защите германских интересов в Мексике».

– Давайте посмотрим правде в глаза, – заявил полковник Шлебрюгге доктору Норте 14 октября 1940 года. – Мы провалились.

В ту же ночь он отправил в Берлин телеграмму с просьбой освободить его от должности в Мексике и разрешить выехать либо в другую южноамериканскую страну, либо домой через Японию. Его телеграмма вызвала в Берлине панику, но, поскольку ставка была очень велика, Канарис отказался удовлетворить просьбу. В ответной телеграмме он написал: «Продолжение вашего пребывания в Мексике абсолютно обязательно. Если вам угрожает высылка, примите все необходимые контрмеры». Поскольку фон Рюдт не мог осуществить каких-либо контрмер, Канарис полагал, что сможет помочь с этим из Германии, например применяя в отношении мексиканцев те же действия, которые будут предприняты против немцев, отвечая тем же на каждую высылку, каждый арест, каждый инцидент.

Он спросил у полковника Бентивеньи, начальника третьего отдела абвера, ответственного за контрразведку, есть ли мексиканцы в его списке подозрительных лиц. Бентивеньи принес список из пяти человек, но трое из них были сотрудники мексиканского посольства, защищенные дипломатическим иммунитетом. Оставшиеся двое – журналист Хосе Калеро и инженер Фернандо Гутьерес – были под подозрением. Канарис отправил такой же запрос в гестапо, но получил ответ, что у тайной полиции нет сведений о мексиканцах, занимающихся противозаконной деятельностью.

Некоторый свет на источник этих неприятностей был пролит, когда 6 августа специальный следователь из управления генерального прокурора прибыл к немцу по фамилии Вебер и около трех часов допрашивал его по подозрению в шпионаже. Когда официальный допрос был окончен, немец и следователь некоторое время просто беседовали. Оказалось, что следователь был членом мексиканской команды гимнастов на Олимпийских играх 1936 года в Берлине и у него остались самые приятные впечатления о нацистской Германии.