Исход из Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

и я потребую от всех и каждого поддержать выживших членов предыдущего Аюнтамьенто. И если большинство проголосует за них, очень хорошо, они будут переизбраны. «Были бы» переизбраны, более реалистично.

— Ваш голос звучит слишком печально, кальде. — Крапива поежилась и прижалась к Рогу. — Ведь это еще может произойти.

— Да, может. Я так думал в доме Крови, когда советник Лори представил мне и Моли список их требований.

— Абсурдных требований, — заявила майтера Мрамор.

— Исключительно абсурдных. Он хотел заложников от Рани, а также отдать под суд генералиссимуса Узика и остальных высших офицеров. Я не поддался ему.

— Ты даже предложил ему уйти в отставку, — сказала майтера. — Ты вел себя очень храбро, патера.

— Я был очень глупым, очень усталым и очень напуганным. Иначе я бы сообразил, что надо было согласиться, перестать сражаться и заняться деталями соглашения. Крапива, ты когда-нибудь говорила с клерками из Хузгадо?

— Нет, кальде.

— Я говорил. Я посчитал это своим долгом, потому что знал — отец Гиацинт был старшим клерком; она ненавидит его, но всегда будет его дочерью. Я нашел его, и пока мы довольно долго разговаривали о преобразовании фиска, он сказал, что бесы кроются в деталях.

Шелк хихикнул, подбодренный воспоминанием.

— Позже ту же фразу повторил один из старших чиновников фиска; и я вспомнил то, чему нас учили в схоле — бесы настолько злые, что уничтожают даже плохих людей. На самом деле мои преподаватели не верили в них, в отличие от патеры Щука; но я считаю, что они говорили правду, и что отец Гиацинт и чиновник из фиска тоже сказали правду.

И пусть Аюнтамьенто заклинает бесов. Мир означает, что девять десятых орды Сиюф отправятся домой. Тысячи невинных женщин избегнут ужасной смерти в туннелях, мы сможем купить еду для тех, кто останется, и главное оружие Аюнтамьенто будет выбито из их рук — и пускай они выдают фермерам оружие, сколько хотят; эти карабины только сделают нас сильнее.

— Вы собираетесь победить, сдавшись?

Шелк покачал головой:

— Невозможно победить, сдавшись, Крапива, хотя многие сражения не стоят победы. Я собираюсь добиться того, чего хочу — мира, — убедив врага, что он победит, если разрешит мне заключить его, и это будет правдой. Я все еще надеюсь это сделать, хотя в настоящий момент перспектива совсем не радужная.

— Генерал Мята и полковник Бизон сбежали. Как и генералиссимус Узик, — сказал Рог.

— И толстый советник, мне кажется, — добавила Крапива. — Теперь, поскольку вы сдались, будет мир?

— Не знаю, но сильно сомневаюсь. — Шелк вздохнул. — Это зависит главным образом от тривигаунтцев; пока они держат нас в плену, генерал Мята и генералиссимус Узик обязаны считать их такими же врагами, как Аюнтамьенто, если не хуже.

— Я не понимаю, почему они схватили нас, — фыркнула майтера Мрамор.

— Его Святейшество любит давать два ответа: короткий и длинный, — сказал Шелк. — Короткий ответ очень прост, сказал бы он сейчас: у Сиюф нечистая совесть. Она пришла в Вайрон якобы как союзник, но с тайной надеждой подчинить город Тривигаунту — сделать из нас город-раб.

— Она действительно сказала это, патера?

— Конечно, нет; но она слишком быстро поверила, что мы интригуем против нее, а люди, считающие, что их обманывают, обычно сами пытаются обманывать. Когда генерал Мята и патера Прилипала попытались вести переговоры с Аюнтамьенто, Сиюф испугалась, что мы уже пришли к соглашению, неблагоприятному для Тривигаунта. Захватив Хузгадо, она ясно показала, что собирается править Вайроном. Сегодня — хотя сейчас это уже вчера, я полагаю — я сделал ошибку, сказав советнику Лори, что он и Потто, если хотят, могут лично поговорить с нами. Я думал, что это безопасно, потому что Хоссаан передавал полковнику Абанья все, о чем мы говорим, и я не сказал ничего такого, против чего Сиюф могла бы возражать.

— Я тоже так думаю, кальде, за исключением последних слов.

— Спасибо. В тот момент это уже не имело значения. Рог и Мукор сказали мне, что к нам скачут труперы Тривигаунта, и я сразу понял, что перегнул палку, пригласив советников во дворец кальде. К сожалению, и Хоссаан перегнул свою. Если бы он и его шпионы просто не дали бы нам уйти до появления армии, они могли бы что-то выиграть. Я не уверен, но это могло бы произойти. А сейчас все потеряно — и, в первую очередь, мир. Утрата мира — всегда большая потеря, но сейчас она стала намного большей из-за угрозы Паса.

Шелк вытер глаза:

— После того, как я спас наш мантейон, Крапива, я попытался спасти Вайрон и виток; а сейчас я могу только одно — сидеть здесь и плакать.

— Кальде, спасти виток — ужасно тяжелая задача для одного человека. Неужели вы действительно думаете, что Пас собирается уничтожить нас?

— Мы говорили о тех, кому удалось убежать, — сказал Шелк, сделав вид, что не расслышал ее слова, — и никто не упомянул Орева. Кто-нибудь видел его?

— Птица здесь! — каркнул хриплый голос.

— Орев! Я должен был догадаться. Спускайся.

В темноте забили крылья, и Орев с глухим шумом приземлился.

— Как-то раз Его Святейшество напомнил мне, что есть люди, которые настолько любят птиц, что сажают их в клетки; есть и другие, вроде меня, которые настолько любят их, что освобождают из клеток. Тогда он сказал, что Ехидна и Семь принадлежат к первому типу, а Пас — ко второму. Когда я купил Орева, он был в клетке; я освободил его и сломал клетку — даже не подумав, что она может быть его убежищем.

— Никогда не считал виток клеткой, — заметил Рог.

— Я тоже, пока Внешний не показал мне то, что лежит снаружи.

— Может быть, Гагарка и Синель смогут украсть дирижабль генерала Саба и отвезти Скиахана в Главный компьютер.

— Хорош муж, — сообщил Орев. — Муж летать.

— Да, Орев, в обоих смыслах, как мне кажется. Гагарка и даже Синель очень компетентные люди, каждый в своей области. Но, откровенно говоря, я не очень верю, что им это удастся — во всяком случае, меньше, чем Потто и Пауку. По-моему, есть только один способ доставить Гагарку и его последователей в Главный компьютер — попросить генерала Саба и ее экипаж отвезти их туда.

И это вторая причина, по которой я хочу заключить мир, самая насущная. Пока идет война, Сиюф никогда не отпустит дирижабль. Его, конечно, нельзя использовать в туннелях, но если, надеясь победить, Аюнтамьенто пошлет солдат на поверхность, воздушный корабль станет ужасным противником.

Если война бы закончилась, мы бы убедили ее — могли бы убедить, я бы сказал — сделать то,