Соразмерный образ мой - Одри Ниффенеггер

Ничего не произошло.

Через некоторое время он отметил изменения, произошедшие с телом. Появление чего-то необъяснимого. Слабые звуки, бульканье, журчание — ему почудилось, будто они приближались издалека.

Тело открыло рот и сделало срывающийся, астматический вздох, потом надолго замерло, выдохнуло и стало опять втягивать воздух с ужасающими хрипами. Вслед за тем оно начало раскачиваться из стороны в сторону; Роберт его удержал; тело забилось в конвульсиях, дыхание прекратилось. Потом внезапно раздался еще один судорожный вздох. Роберт держал руки Валентины, крепко прижимая их к бокам. Опустившись на колени, он накрыл ее своим туловищем. Кожаный диван был скользким, и он старался удержать ее от падения на пол. Нечто подобное электрическому разряду пронзило ее тело; конечности затрепетали; голова неистово дернулась назад и вперед.

Она взвыла: «У-у-у!» — и он зашептал ей, как ребенку: «Тсс, тсс»; тут она вздрогнула и открыла глаза. Роберт в ужасе отшатнулся от пустоты ее глаз. В них не было ничего живого, это был пристальный взгляд умалишенной, направленный сквозь него, в никуда. Глаза опять закрылись. Дыхание стихло. Он положил руку ей на грудь. Сердце билось.

Ему стало страшно.

— Элспет? — прошептал Роберт в пустоту комнаты. Ответа не было. — Я могу ее забрать? — Молчание.

Хриплый голос произнес его имя в темноте.

— Я тут, Валентина. — Она ничего не ответила. Он пригладил ей волосы. — Сейчас отнесу тебя вниз.

Не открывая глаз, она неловко кивнула, как полусонный ребенок. Он поднял ее с дивана; она попыталась обнять его за шею, но не смогла. Роберт вынес ее на лестницу. Ее тело потяжелело, обрело живую упругость и подвижность.

В своей квартире он снова положил ее на кровать. Вздохнув, она открыла глаза и посмотрела на него. Он склонился над ней. Она выглядела почти нормальной, просто изможденной и слабой. Хотя выражение лица стало другим. Он не мог понять, в чем тут дело. Она вытянула дрожащую от напряжения руку ладонью вверх. Он взял ее руку в свою; ее рука была довольно холодной. Она слегка потянула его: приляг ко мне.

— Подожди минутку, Валентина.

Он взял мобильник и набрал номер Мартина. Услышав гудок, сразу разъединился. После этого Роберт положил телефон и очки на прикроватный столик. Сняв ботинки, он обошел кровать и сел рядом с Валентиной. Она взглянула на него и просветлела: у нее на лице мало-помалу проступала робкая, косая улыбка. Вид у нее был вполне обыденный: лиловое платье, белые чулки. В некоторых местах на теле образовались багровые пятна; постепенно они становились розовыми. Отдававшую голубизной белую кожу стал заливать румянец. Он коснулся пальцами ее щеки. Плоть оказалась податливой, мягкой.

— На что это было похоже?

«Одиноко. Холодно. Безумно тоскливо».

— Я… скучала по тебе, — проскрипел ее голос; она говорила, как кукла чревовещателя, срывающимся, тонким голосом.

— Я тоже по тебе скучал.

Она опять протянула руку. Он лег подле нее, и она повернула к нему лицо. Роберт обнял ее. Она дрожала. Он понял, что она плачет. Это был вполне естественный звук: всхлипывающая в его руках девушка была настолько земной, что причина этих слез легко забылась; утешать ее было в порядке вещей. Отбросив сомнения, Роберт позволил себе поцеловать Валентину в ушко. Плакала она, как ему показалось, очень долго. Потом начала икать; он протянул ей бумажный носовой платок. Она вытерла нос, осушила глаза. Потом бросила платок на пол.

— Ну, все в порядке?

— Угу.

Она попыталась расстегнуть на нем рубашку, но пальцы ее не слушались. Он накрыл ее руку ладонью:

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Нам лучше подождать…

— Умоляю…

— Валентина?..

Она жалобно, по-кошачьи мяукнула.

Роберт сам расстегнул рубашку. Потом раздел Валентину. Она пыталась помочь, но была слишком слаба; ему пришлось расстегнуть лиловое платье, стащить с нее трусики и осторожно снять кружевной бюстгальтер. На ее теле остались вмятинки от кружев и складок одежды. Она лежала, прикрыв глаза, и ожидала, когда он разденется. Одна из свечей погасла.

— Тебе холодно?

— Угу.

Он осторожно вытащил из под нее одеяла, забрался в постель и укрыл их обоих.

— Мм, — протянула она, — тепло.

Его поразил холод ее тела. Он провел рукой по ее бедрам; похожие ощущения вызывало у него мясо из холодильника в супермаркете.

Роберт не был уверен, сможет ли он заставить себя поцеловать ее в губы. У нее дурно пахло изо рта — какой-то гнилью; так пахло от дохлого ежа, которого он нашел в отопительной трубе кладбищенской конторы. Он предпочел поцеловать ее грудь. Какие-то части ее туловища казались более живыми, чем другие, словно душа еще не до конца распространилась по телу. Грудь Валентины, например, казалась Роберту более реальной, менее отстраненной от нее самой, чем ее руки; они дергались, как у испорченного робота. Он растирал их, надеясь согреть и вернуть к жизни, но, похоже, его старания были напрасны.

«Что-то не так», — подумал он. И привлек ее к себе. Она была такой маленькой и хрупкой, что Роберт вспомнил об Элспет в последние дни ее болезни; можно было подумать, она едва удерживается, чтобы не ускользнуть в никуда.

— Как ты себя чувствуешь? — снова спросил он.

— Жутко замерзла, — ответила она. — И устала.

— Не хочешь поспать?

— Нет…

— Я посижу рядом, чтобы с тобой ничего не случилось.

Он погладил ее шею, лицо. Она вопросительно смотрела на него. «Что-то изменилось. Ее голос. Ее глаза». Валентина кивком выразила согласие. Выбравшись из постели, Роберт задул все свечи. «Чего еще желать». Он зажег свет в коридоре и приоткрыл дверь, чтобы лучше видеть. Потом опять забрался под одеяло. Валентину бил озноб. Роберт прижался к ней и стал смотреть, как дым от погашенных свечей рассеивается в узкой полоске света.

— Я люблю тебя, Роберт, — прошептала она.

Тут вдруг распахнулась дверь в коридоры его памяти, и он уже был почти уверен…

— Я тоже тебя люблю… — ответил он.

Она поднесла свою непослушную руку к его лицу, не сводя с него глаз; выставив указательный палец, сосредоточенно и нежно коснулась его переносицы, скользнула пальцем вниз, по губам, по подбородку.

— …Элспет.

Она улыбнулась и, расслабившись, закрыла глаза.

Лежа рядом с ней в темноте, Роберт увидел перед собой необъятность осознания и ужаса от содеянного.

Мартин курил, откинувшись на подушки. Джулия лежала, прижавшись к нему.

— Пой, — приказала она.

Мартин погасил сигарету в пепельнице на прикроватном столике. И запел: