Прайм-тайм - Лиза Марклунд

«Что ты позволяешь себе? – заорал Торстенссон. – Если ты только прикоснешься к этой папке, я заявлю на тебя в полицию за незаконное вторжение!»

– Ого, – сказала Анника, – он разбирается в классификации преступлений.

Мехмед сунул руку в карман своей черной кожаной куртки и извлек сложенный пополам лист бумаги.

«В этом нет необходимости, – заявил он. – У меня есть копия протокола заседания правления от 27 июня прошлого года, из которой следует, во-первых, что ты принимал в нем участие, а во-вторых, стал обладателем столь важной для тебя информации. Я хотел бы услышать твой комментарий на сей счет».

Торстенссон стоял посередине комнаты, едва держась на ногах.

«Комментарий какого рода?»

«Каков был ход твоих мыслей? Что ты чувствовал? Почему решил рискнуть всем, созданным тобой ранее, с единственной целью – быстро хапнуть миллион на сделке с акциями?»

Главный редактор сорвал микрофон с отворота пиджака, швырнул на пол и вышел из комнаты.

– Боже, – сказал Томас. – Какое ничтожество. А каков Мехмед! Как он раскопал все это?

Анника, вся мокрая от пота, перевела дух.

На экране появился ведущий программы новостей, дал дополнительную информацию к закончившемуся сюжету.

«Главный редактор газеты «Квельспрессен» Торстенссон ушел сегодня в отставку после того, как наша программа разоблачила его инсайдерскую аферу. Отдел экономических преступлений полиции Стокгольма изучает данный случай. Внеочередное заседание правления сегодня же назначило руководителя редакции Андерса Шюмана, ранее работавшего на Телевидении Швеции, новым главным редактором и ответственным издателем «Квельспрессен».

Подробности вы сможете узнать в прямом включении сразу после выпуска новостей».

Ведущий поменял бумагу перед собой.

– Вот так история, – сказал Томас и посмотрел на Аннику. – У меня просто не укладывается в голове, как вам удается все узнать?

Анника молчала. Новый сюжет заполнил экран, конференц-зал на «Зеро Телевидении», выстрел, эхом отразившийся от стен, масса народа в объективе установленной под потолком камеры, красное лицо Карин Беллхорн.

«Боже! – заорала она. – Это же фальшивка! Неужели трудно догадаться?»

Потом сразу следующий отрывок. Анника услышала собственный голос, как бы приходящий издалека, но чистый.

«Каин и Авель. Самый старый мотив убийства в мировой истории».

Крупный план Карин Беллхорн, наклонившейся вперед, агрессивной.

«По-твоему, я смогла бы убить кого-то из-за обычной зависти?»

Изображение задрожало, потом Анника вновь появилась на экране в оконной нише.

– Ничего себе, – пробормотал Томас с чипсами во рту. – Это же ты!

«Вовсе нет, – сказала Анника в телевизоре, – все гораздо серьезней».

– Выключи, – попросила Анника хрипло.

– Почему?

«Ты не знаешь, о чем говоришь!» – крикнула Карин Беллхорн на экране.

– Пожалуйста.

Томас выключил телевизор.

Анника кивнула:

– Карин призналась, она сделала это.

– Ты знала, что это была она?

Она откинулась на спинку дивана.

– В какой-то момент я поверила, что Мишель убила Анна.

Потом они просто сидели на диване, слушали звуки лета, вдыхали его запахи. Томас взял ее руку, поцеловал ладонь.

– Извини, – прошептал он.

Анника не ответила, смотрела на свои бедра.

– Я вел себя… – начал он, тут же прервался, искал нужные слова. – Плохо. Не лучшим образом. Сомневался в себе самом.

– В нас, – сказала Анника, она видела, как он мучился.

– Нет, все гораздо серьезней. Я не знал, что мне делать с моей жизнью.

Его длинная челка упала на лоб. Анника убрала ее назад, посмотрела в его темные испуганные глаза.

– Но я уже выбрал, – продолжал он, – даже если и не понимал этого. Выбрал тебя и детей, выбрал вас четыре года назад. Если ты хочешь, чтобы мы поженились, если это столь важно для тебя, пусть так и будет.

Анника покачала головой.

– Нет, – сказала она, – мне нужно, чтобы ты тоже этого хотел.

– Я хочу, но без обычного маскарада. Я пережил его однажды, мне хватило.

Анника подняла на него глаза, кивнула.

– Можно оформить брак в шведском посольстве в Сеуле, – сказал он. – Я уже переговорил с ними, для нас есть время десятого сентября.

Анника села прямо, моргнула:

– Но я не могу поехать в Сеул. Работа, и… кто позаботится о детях?

– Мои родители.

– Они захотят?

– Куда денутся, это же их внуки. И с работой не возникнет проблем. Президент США будет там с государственным визитом, начиная с двенадцатого сентября, ты сможешь сопровождать его в числе прочей журналистской братии, когда он посетит деревню Пханмунджом и Мост невозврата у тридцать восьмой параллели перед четырехсторонней встречей в Пекине.

Анника покачала головой, улыбнулась немного грустно.

– Это звучит здорово, – сказала она, – но газета никогда не отправит меня в Корею по работе.

– Я уже, признаюсь, позвонил Шюману и посвятил его в мой заговор. Если верить ему, ты сможешь поехать хоть на Гавайи, если пожелаешь. Он считает, что ты дьявольски хороший репортер.

Анника моргнула, поняла, в чем дело, размышляла несколько секунд.

Шюман хотел вернуть долг. Заплатить таким образом за пост главного редактора.

Она встала с дивана:

– Не хочешь еще пива?

Он притянул ее к себе, поцеловал.

– Скажи «да», – попросил он. – Я хочу.

Зазвонил телефон, Анника вырвалась из его объятий, пошла в кухню, взяла пиво из холодильника. Слушала ритмичное гудение посудомоечной машины, звуки, доносившиеся через открытое окно с заднего двора: шум вентиляции, детские крики, вой охранной сигнализации.

Зажмурилась. Все произошло здесь и сейчас, именно сегодня.

– Анника! Это тебя!

Она сделала несколько вдохов, вернулась в гостиную.

– Анника Бенгтзон?

Голос показался знакомым, но она не вспомнила, кому он принадлежит.

– Мы встречались несколько раз за последние дни, в Икстахольме и потом сегодня во время эфира…

Это был Хайлендер.

– Тебе надо позвонить в газету, – сказала она быстро, бросила взгляд на Томаса. – Я не писала о церемонии. Если у тебя есть что добавить, ты можешь поговорить с нашим ночным редактором.