Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов

— То есть смысл действий Трескучего и Баборыбы вами пока не разгадан?

— Не только их.

— А ещё-то кого? — удивился Куропёлкин.

— А ещё, Евгений Макарович, и блистательной госпожи Звонковой.

— А они не с вами?

— К сожалению, от них можно ожидать подвохов. При этом они явно рассчитывают на искусные воздействия на вас.

— Вас это напрягает? — спросил Куропёлкин.

— Напрягает. В особенности в предкушении вашего нового путешествия.

— Какого ещё?

— Вот тебе раз! Вы что, забыли о карте, которую я показывал вам недавно?

— С маршрутом Чкалова, что ли?

— Типа того… Ну и что вы решили?

— Никаких новых путешествий!

— Вы спешите с решением. Кстати, если ваше новое путешествие прошло бы с успехом, вы были бы среди прочего вознаграждены сертификатами на владение земельных (условно говоря — земельных, Селиванов рассмеялся) участков на Венере, на Марсе, на кольцах Сатурна, где пожелаете.

— Нет, — твёрдо сказал Куропёлкин, — отбуду срок каторги здесь и — в Сапожок Рязанской губернии.

— Какой такой Сапожок? — слова из Селиванова выползли с трудом.

— Посёлок какой-то. Проезжал как-то по железной дороге, увидел название станции и решил: вот где надо жить — в Сапожке.

На самом деле Куропёлкин не собирался жить ни в каком Сапожке, и с чего он заявил о нём сейчас, понять не мог. Но почувствовал, что слова его ошарашили Селиванова и тот будто бы свалился в яму для ловли медведя и не сразу смог из неё выбраться.

Вариант Сапожка Рязанской губернии не был, видимо, исследован и обговорен.

И всё же Селиванов выбрался из ямы. Отдышался.

— Мезенцева говорила про какие-то секретные соглашения и обещала объявить Ультиматум, — сказал Куропёлкин.

Селиванов задумался.

— Да, — сказал Селиванов. — Соглашения секретные есть. Но она поспешила вас ими попугать. Ещё не время. Хотя, кто знает… Она женщина глуповатая, но хватка у неё бульдожья, а может и удавья. И возможно, она ощутила опасность своё упустить…

— Вы могли бы её вразумить, — сказал Куропёлкин.

— Оказалось, что вразумлять её — дело нелегкое. Если не безнадёжное.

— Удивительно, — снова пришло в голову Куропёлкину, — как это она не пробилась в Олимпийскую сборную?

— Это вы к чему?

— Это я просто так, — сказал Куропёлкин, — себя пожалел. И попытался предположить, чем был вызван вами выбор именно такой Баборыбы…

— Торопились исполнить ваш каприз.

— А что значат её слова об объявлении Ультиматума? — спросил Куропёлкин.

— Вот вы, Евгений Макарович, — сказал Селиванов, — употребили слово «вразумить». Но получается так, что вразумлять приходится вас.

— Так вот посчитайте, что секретные соглашения были подписаны с гражданкой Мезенцевой в расчёте на то, что, коли возникнет надобность, они и будут использованы для вразумления вас.

— Но я-то не подписывал никаких соглашений! — чуть ли не радостно воскликнул Куропёлкин.

— Экие сложности! — рассмеялся Селиванов. — Один контракт, подписанный госпожой Звонковой и вами, есть, и ничего не стоит внести туда любые новые ваши обязательства, причём и без вашего ведома.

— И без ведома Нины Аркадьевны? — помрачнел Куропёлкин.

— Без ведома госпожи Звонковой здесь ничего произойти не может, — сказал Селиванов.

— То есть она с вами в сговоре?

— Я надеюсь, что она будет заинтересована в общем деле, даже и поступившись собственными амбициями, а они у неё бонапартьи.

— А какие основания для претензий Баборыбы? — спросил Куропёлкин. — Я ей не муж, она меня не кормила на коммунальной кухне и не наживала совместного имущества, наследницей быть не может.

— А вот объявят вас отцом её ребёнка, — радостно, будто бы ощущая заранее светлые картины (или весёлые), сказал Селиванов, — тогда и взвоете!

— Вы шутите? — спросил Куропёлкин. — Или всё же пытаетесь припугнуть меня? Вы же сообщили мне, что предполагаемый ребёнок не от меня. Вы и о генетических исследованиях говорили…

— Какие уж тут шутки, любезный Евгений Макарович! — сказал Селиванов. — Речь идёт о важнейших интересах, о государственных интересах, церемониться здесь нельзя. Мы не можем жить и развиваться, рассчитывая лишь на углеводороды.

— Но выходит, что вы больше печётесь об интересах Баборыбы, раз готовы объявить меня отцом её ребёнка…

— Баборыба — подсобное средство, она-то вообще в итоге окажется при ржавом «Запорожце», но вы из-за своих кочевряжений и отказов от задач страны можете получить лет двадцать строгого режима…

— И госпожа Звонкова, — уже волнуясь, спросил Куропёлкин, — поддерживает ваши авантюрные расклады? И согласна участвовать в вашем шантаже?

— Спросите у неё, — сказал Селиванов.

— Спрошу, — сказал Куропёлкин.

Но где он мог спросить о чём-либо Нину Аркадьевну.

«Сапожок, Сапожок. Сапожок!» — опять стало барабанить в голове Куропёлкина.

Какой к чёрту сапожок?

И тут Куропёлкин вспомнил.

У него же в доме есть Башмак!

Надо было нажать пальцем на деревянный гвоздик.

Пришла пора.

Нажал.

Молчание в ответ.

Тишина.

Но утром в Избушке зазвенело.

— Евгений Макарович? — спросил Башмак.

— Он самый, — сказал Куропёлкин. — Здравствуйте.

— Есть повод для вашего звонка?

— Есть.

— И какова цель звонка?

— Возникло желание встретиться и поговорить с Сергеем Ильичом Бавыкиным.

— Хорошо. Я доложу ему о вас. Сейчас он занят. Ждите.

Куропёлкин-то предполагал, что родственник его Башмака пребывает (хотя бы плавает в воздухе) поблизости от правого уха пещерного сапожника, и тот сигналу обрадуется, забросит все дела и взволнованно заявит: «А мне так необходим разговор с вами!»

А тут — «Ждите!»

Хотя, конечно, профессор Бавыкин мог сидеть теперь над уточнениями частностей своего нового проекта, к подвигам в котором призывали его, Куропёлкина.

Но по сведениям Селиванова, Бавыкин не жаловал похвалами первое путешествие Куропёлкина и ставил под сомнение его способности Пробивателя.

Однако при первом его нажатии на гвоздь Башмака ему ответили и назвали Евгением Макаровичем. Стало быть, кто-то из команды Бавыкина постоянно имел его в виду.