Кроваво-красная текила - Рик Риордан

Глаза Дэна начали закрываться, морфий вступил в свои права.

— А я даже думать не могу о прощении. — Его голос стал на удивление приятным, точно музыка Вивальди, сопровождавшая наш разговор.

— Ты будешь давать показания не только против Кембриджей, но и против своей матери, — сказал я. — Ты ей об этом сказал?

— Я отказываюсь ее видеть, — ответил он. — Я знаю, что теперь я сумею ей противостоять. Но дело в том…

— Ты не уверен, что хочешь это проверить прямо сейчас.

Дэн немного смутился.

— Мои отношения с матерью не менялись в течение двадцати восьми лет, Трес. Мне будет совсем не просто создать новую схему. Если я не справлюсь… Тогда какая-то часть меня будет считать, что все было напрасно. — Он с нежностью посмотрел на свою забинтованную руку, словно на постели рядом с ним спала его любимая собачка. — Как забавно, мне давно следовало попросить, чтобы кто-нибудь в меня выстрелил.

Дэн улыбнулся. Он смело посмеивался над собой, но в его голосе я уловил не совсем понятные мне интонации. Я даже не уверен, что сам Дэн осознавал, что это — страх, горечь, неуверенность, презрение. Я знал, что пройдет время, и реальность вступит в свои права.

— Наверное, тебе пора немного отдохнуть, — сказал я.

Дэн кивнул.

— Хорошо.

Лилиан положила руку ему на плечо, немного помедлила, наклонилась и поцеловала в лоб. Она выпрямилась так быстро, что жемчужное ожерелье едва не зацепилось за подбородок Дэна.

— Мне очень жаль, Дэн, — сказала она. — Очень жаль, что все так вышло. До тех пор пока ты не рассказал мне про фотографии, я ничего не знала и не понимала, почему наши родители так настаивали на том, чтобы мы с тобой встречались. Я все тебе испортила.

Дэн прикрыл глаза, словно пытался понять, какой именно инструмент симфонического оркестра играет сейчас. Довольно приятная задача, но она требовала от него полной концентрации.

— Тебе не в чем извиняться, — сказал он.

Лилиан убрала прядь рыжих волос за ухо, я обратил внимание на красный лак у нее на ногтях и попытался вспомнить, красила ли она ногти раньше.

— Наверное, твоя мать так же сильно подталкивала тебя к браку, как мои родители меня, — с надеждой сказала Лилиан.

— Конечно.

Однако по интонации Дэна я сразу понял: он, как и я, знает, что это неправда. Если Лилиан и поверила ему, то только из-за того, что очень хотела.

— Поправляйся, — сказала она.

Дэн кивнул.

— Ты не против, если я кое-что скажу Тресу наедине?

Я подумал о том первом разе, когда мы с Дэном пытались что-то сказать друг другу без Лилиан, на лужайке возле ее дома. На сей раз реакция Лилиан была не такой яростной, но ей это, как и тогда, совсем не понравилось.

— Конечно, — сказала она и повернулась ко мне: — Встретимся в лифте.

И пошла к выходу из палаты, всем своим видом показывая, что знает: мы на нее смотрим. Тут она не ошиблась.

Когда дверь за ней закрылась, Дэн вздохнул и опустил голову на подушку. Его волосы рассыпались светлым клочковатым облаком по белой ткани наволочки.

— Я хотел спросить о той ночи, — проговорил он. — Ты сказал, что я оказался перед кирпичной стеной.

— Да.

Дэн выглядел совсем сонным — еще одна сказка, и он заснет.

— Я это чувствую, — сказал он. — Мне понятно, что я ничего не могу сделать, но что-то мне все-таки удалось.

— И ты едва не погиб.

— Я знаю. — В его голосе снова появилось удовлетворение. — Но я хотел спросить о другом: ты сумел бы это сделать?

— Что сделать?

— Понять, что наткнулся на кирпичную стену.

— Думаю, да.

— И смог бы приблизиться к ней, как ты говорил, а потом повернуться и уйти прочь?

— Наверное, нет.

Он рассмеялся с закрытыми глазами.

— Думаю, я бы предпочел, чтобы в меня стреляли.

Когда Дэн заснул, он выглядел довольным, но его рот продолжал двигаться, выражение лица менялось, и прежнее выражение постоянной озабоченности постепенно исчезало.

Если бы похороны классифицировались по размерам, то погребение отставного помощника шерифа Карла Келли считалось бы самым маленьким. На нем присутствовали я, Лилиан, священник, Ларри Драпиевски и сам Карл. Сын из Остина не приехал. И никаких старых друзей за исключением тех, рядом с которыми его похоронили. Карл оставил после себя лишь брошь — он отдал ее мне в «Никсе» за три дня до смерти с просьбой передать сыну. Я планировал выполнить просьбу Карла и много чего еще добавить от себя.

После того как красный джип Драпиевски уехал, увозя священника в церковь, на кладбище воцарилась тишина, если не обращать внимания на стрекот цикад. Они гудели так настойчиво, что в те редкие моменты, когда замолкали, я начинал сомневаться в собственной вменяемости.

Мы с Лилиан сидели в маленькой беседке возле колумбария. В тени было тридцать восемь градусов, а под моим черным костюмом все сорок два.

Пришел мой черед сказать:

— Спасибо, что пришла сюда вместе со мной.

Лилиан сложила руки на коленях и вытянула перед собой скрещенные ноги. Она выглядела рассеянной, словно пыталась прочитать надпись на надгробной плите, расположенной очень далеко от нас.

— Я говорю серьезно, — продолжал я. — Если бы ты не пришла, не получилось бы кворума и Карл не смог бы законно умереть.

Лилиан посмотрела на меня, она все еще думала о чем-то своем.

— Говорят, что с возрастом мы все превращаемся в наших родителей — интересно, правда ли это?

— Вот спасибо, у меня сразу улучшилось настроение, — проворчал я.

— Я серьезно, Трес. Меня это тревожит. Именно поэтому я до сих пор перед тобой не извинилась.

— Ты о чем?

Она провела большим пальцем вдоль разреза на рукаве своего обтягивающего черного платья. Несмотря на загар, кожа у нее на плечах заметно покраснела — она слишком много времени провела на солнце.

— Отец ужасно меня пугает… насилие, на которое он оказался способен. Иногда мне становится страшно, когда я вижу нечто похожее в себе.

— Ты никого не собираешься убивать, Лилиан.

— Нет, я о другом.

Она выдохнула и неожиданно задрожала. Только в этот момент я понял, с каким трудом она сдерживает рыдания. Лилиан лишь чудом не расплакалась.

— Я должна тебе рассказать, — медленно заговорила она. — Должна рассказать… Знаешь, какая-то часть меня радовалась, что все эти годы ты страдал. К тому моменту, когда я поняла, кого убил мой отец и какое отношение второе убийство имеет к убийству твоего отца — ты уже от меня ушел, Трес. И мне стало легче от того, что я причиняла тебе боль, скрывая правду. Я понимаю, что вела себя ужасно, и теперь меня пугает, что я испытывала такие чувства.