Пленники - Гарегин Севиевич Севунц

ваши биографии начинаются вот с этого момента…

Бархударян снова оживился:

— Да, вспомнил! У нас одного парня звали Пончик-Перчик.

Пончик был отвергнут, остался Перчик. Изменилась и фамилия Бархударяна, — отныне он стал Хадаряном.

Гарник, когда подошла его очередь, сказал:

— Запишите: Вреж Апресян, — он вспомнил в этот момент своего греческого товарища.

Капитан предложил им не рассказывать никому из других курсантов о своем прошлом, не говорить, кто откуда родом, кто родители, где они находятся сейчас.

— Все это может иметь для вас роковое значение, — закончил он. — Теперь вам остается сдать прежнюю форму и одеться так, как положено у нас.

Им принесли больничные халаты.

— Послушай, Рубен, для чего это… парашютное дело? — заговорил Бархударян, когда они остались одни.

— Туго же ты соображаешь, парень! Не в Лодзи же тебе заниматься диверсиями? С парашютом тебя сбросят на нашу территорию, чтобы ты взрывал там железнодорожные мосты, заводы, шахты… — стал объяснять ему Погосян.

Бархударян сжался и примолк.

«С парашютом тебя сбросят на нашу территорию…» Эта суровая фраза засела в голове Гарника. Да, конечно, парашютное дело не зря изучают в школах диверсантов. Их посадят в самолет, который где-то и как-то пересечет линию фронта, а потом… потом они окажутся на советской земле. И там им прикажут: «Взорвать такой-то и такой-то объект». А почему, собственно, он должен подчиняться этому приказу? Ведь он будет у себя. Он может явиться в советские органы и заявить: «Вот я! Поступайте со мной, как хотите, но вины на мне нет никакой». Его спросят: а где факты? Чем ты докажешь свою честность? Предположим, что ты убежал из лагеря, что хотел перейти сюда. Но странно… очень странно, что так и не сделал этого. Ведь тысячи людей перешли!.. Хорошо: предположим, что все это так. А чем ты объяснишь свое пребывание в школе диверсантов? Гарник искал ответы на все эти «почему», но ни один не удовлетворял его. Все казалось неправдоподобным даже ему самому. Действительно: почему, почему так случилось?..

С такими настроениями он приступил к занятиям в немецкой диверсионной школе.

Всех четверых присоединили к одной из групп курсантов. В группе было одиннадцать человек разных национальностей: четверо белоруссов, три украинца, два грузина, двое русских.

Гарник познакомился с одним из грузинов, который назвал себя Сохадзе. Первоначально оба не касались наболевших вопросов. Гарник выяснил только, что Сохадзе тоже попал сюда случайно. Своего отношения к происходящему он не высказывал. Новички, кажется, не вызывали в нем обычного в таких случаях любопытства. Но чувствовалось, что грузин внимательно следит за каждым из «однокашников» и делает какие-то свои выводы. Недаром именно на Гарнике он остановил внимание. А через него познакомился и с Погосяном. Но на политические вопросы он не позволял себе разговаривать даже с ними. И только однажды немного раскрылся, когда узнал, что у Саакяна врач нашел сифилис. Саакяна убрали.

Сохадзе, услышав об этом, обронил:

— Уж лучше сифилис!..

Дело было на уроке. Инструктор нудно повторял сведения, которые необходимо знать каждому парашютисту. Гарник скучая поглядывал на двор. Вдруг он вскрикнул и, откинувшись, замер. В комнате стало тихо; инструктор прервал занятия и подошел к нему:

— Что случилось?

Гарник уставился на него непонимающим взглядом.

— Вы больны? Я вас спрашиваю!

— Меня? — очнулся Гарник.

— Почему вы так побледнели?

— Я?.. Нет, ничего! Просто мне стало немного дурно…

До урока он был вполне здоров. Сохадзе встревожился. Вся группа с молчаливым недоумением поглядывала на Гарника. Между тем он не зря побледнел: он только что увидел проходившего по двору… Филояна! Гарника охватила нервная дрожь. Что это? Сон? Ведь Филояна расстреляли в лагере вместе с Иваном Великановым, Саядяном, Ананикяном. Гарник сам был очевидцем расстрела. Разве не Филоян выкрикнул перед смертью: «Да здравствует свобода»? Всем показалось тогда, что он не смог докончить фразы — ее оборвала пуля. Что же это такое?.. Неужели Гарнику только померещилось, что это Филоян? Нет, ошибки не было, — он узнал его! Филоян был одет в немецкую военную форму старшего лейтенанта, но его лицо Гарник узнал бы из тысячи лиц. Гарник был в ужасе, он не понимал, что вокруг происходит.

В перерыве Сохадзе и Погосян пытались выяснить причину его «заболевания». Гарник отделался каким-то неубедительным объяснением и предложил пройтись с ним по двору. Он все время оглядывался вокруг, выискивая кого-то глазами. Напрасной была прогулка.

После занятий Гарник снова вышел гулять во двор, напоминавший городской сквер. Он долго бродил один, издали рассматривая проходивших военных, даже заглядывал в окна: напрасно — Филояна не было.

В этот вечер Гарник лег в постель, чувствуя себя по-настоящему больным. Нет, оживший Филоян — просто продукт его расстроенного воображения. Он побоялся сообщить о своих подозрениях даже Погосяну.

Измученный он заснул только на рассвете.

3

Погосян не мог понять перемены в настроениях товарища, но считал, что не имеет права допрашивать, если тот не хочет говорить об этом сам.

Но Гарник не смог долго молчать. Однажды, после завтрака, он отвел Погосяна в сторону и рассказал ему о своих переживаниях.

— Разумеется, тебе это показалось, — сказал Погосян. — Обман зрения, мираж… С кем этого не бывало! Подумай сам, может ли воскреснуть человек, расстрелянный у вас на глазах?

— В том-то и дело!.. Ведь я чуть с ума не сошел. Думаю — не зря попал в сумасшедший дом.

— В общем, отчасти так оно и есть, — шутливо отозвался Погосян.

Как раз в эту минуту Гарник услышал за спиной голос:

— Где Вреж Апресян? — А, вот он!.. Тебя вызывают к начальству.

— Меня? Зачем?

— Этого я не знаю. Начальство не докладывало. Беги!..

Гарник направился в «психиатричку».

Вместо начальника в одной из комнат главного здания его ожидал Филоян.

Открыв дверь, Гарник остолбенел. Волосы на его голове зашевелились. Да, это был он, Филоян. Даже теперь Гарник не сразу поверил тому, что перед ним не призрак. Вид у Гарника, вероятно, был смешной: недаром Филоян расхохотался, глядя на него.

— Что? Удивляешься, земляк? Ну, подойди поближе. Оглох, что ли? Тебе говорят, подойди ближе!..

Гарник не мог впоследствии вспомнить, то ли он сам зашагал, то ли кто другой, подтолкнув его сзади, усадил за стол напротив Филояна. Воскресший мертвец сидел, упершись в стол локтями и весело смеялся, сверкая зубами.

— Садись! Все еще не веришь своим глазам? Да, это я. Закури!

Гарник покачал головой.

— Я не курю.

Эти слова возвратили способность чувствовать, думать. Да, перед ним сидел Филоян. Так, может быть, живы Великанов, Саядян и другие?..

— Как же это получилось? — спросил он наконец. —