Врата огня - Стивен Прессфилд

При этих словах царя из моей груди вырвался крик, поскольку я заранее поняла, что он скажет дальше. И тут я ощутила у себя на плече его руку.

«Для Греции настал самый грозный час. Если она спа­сется, это случится не у Ворот, а позже, в еще грядущих битвах, морских и наземных. Тогда Греция, если такова будет воля богов, защитит себя. Вы понимаете это, женщины? Ладно. Теперь слушайте. Когда битва закончится, ког­да Триста погибнут, тогда вся Греция обратит свой взор на спартанцев, чтобы посмотреть, как они перенесли это. Но кто же, кто будут эти спартанцы, на кого станут смот­реть все прочие эллины? На вас. На вас и других жен и матерей, сестер и дочерей павших. Если они заметят, что ваши сердца разрываются, что вы сломлены горем, то и остальные тоже не выдержат. И Греция не выстоит, она рухнет вместе с ними. Но если вы перенесете горе с сухими глазами, если вы не только переживете свою утрату, но с презрением обуздаете горе во всей его тяжести и воспри­мете его как честь,– тогда Спарта устоит. И за нею устоит вся Эллада. Почему я избрал тебя, госпожа, для этого самого тяжелого испытания, тебя и твоих сестер из числа Трехсот? Потому что ты можешь справиться с ним».

С моих губ сорвались слова упрека царю: «И такова твоя награда за женскую добродетель, Леонид? Быть нака­занной вдвойне и нести двойное горе?»

В это мгновение госпожа Горго придвинулась ко мне с утешением. Но Леонид отстранил ее. По-прежнему удержи­вая мое плечо теплой рукой, он ответил:

«Моя жена потянулась к тебе, чтобы прикосновением разделить с тобой бремя, которое сама она без жалоб несет всю жизнь. Ей никогда не разрешалось быть просто женой Леонида, ей всегда приходилось быть женой Лакедемона. Теперь это и твоя доля, госпожа. Отныне тебе не быть же­ной Олимпия или матерью Александра, ты должна слу­жить женой и матерью нации. Ты и твои сестры по Трем­стам теперь матери всей Греции и самой свободы. Это суровый долг, Паралея, к которому я призвал собственную любимую жену, мать моих детей, а теперь призвал и тебя. Скажи мне, госпожа: я не прав?»

При этих словах царя самообладание покинуло мое серд­це. Я разрыдалась. Леонид ласково прижал меня к себе, и я зарылась лицом ему в грудь, как девочка отцу, и рыдала, рыдала, не в силах остановиться. Царь крепко держал меня, но его объятия не были суровыми, в них чувствовалась нежность и утешение.

Как во время лесного пожара, когда огонь опустошил весь склон и сам себя сжег, так перегорел и мой прилив горя. На меня снизошел покой, словно дар, который я чер­пала не только от этой сжимавшей меня сильной руки, но из какого-то более глубокого источника, несказанного и чудесного. В мои колени вернулись силы, а в сердце – мужество. Я встала перед царем и вытерла глаза. И обратилась к нему, словно бы не по собственной воле, но побуж­даемая какой-то невидимой богиней, чью природу и про­исхождение я не могу назвать:

«Это были последние слезы, господин мой, которые солнце увидит от меня».

Таковы были последние слова, произнесен­ные пленником Ксеоном. Его голос затух, и признаки жизни быстро исчезли. Спус­тя несколько мгновений он лежал недви­жимый и похолодевший. Его бог использо­вал его до конца и вернул наконец в то состояние, к которому сам он так стре­мился,– Феб-Стреловержец вновь соеди­нил Ксеона с его товарищами в подзем­ном царстве.

Прямо мимо шатра Оронта, гремя доспехами с шумом покидали город боевые части Великого Царя. Оронт приказал вы­нести тело этого человека, Ксеона, на но­силках из шатра. Повсюду царил хаос. Оронт задержался, занятый своими дела­ми; необходимость уходить с каждым мгновением делалась все настоятельнее.

Великий Царь помнит состояние пол­ного разброда, царившее в то утро. Многочисленные бандиты и негодяи, отбросы афинского общества, рыскали по улицам, подобно хищникам. Теперь они обнаглели до того, что даже стали проникать на окраины лагеря Великого Царя. Эти подон­ки хватали все, на что могли наложить лапу. Когда наш отряд вышел на мощенную булыжником улицу, прозванную афинянами Священной Дорогой, млад­шие чины стражи Великого Царя вели мимо шайку этих проходимцев.

К моему удивлению, Оронт, поприветствовав блюсти­телей порядка, приказал им освободить преступников под его ответственность, а самим убираться. 3лодеев было трое, и они находились в самом хамском расположении духа, какое только можно представить. Выстроившись перед Оронтом и другими командирами Бессмертных, они явно ожидали, что их казнят на месте. Мне было велено пере­водить.

Оронт спросил у этого отребья, афиняне ли они. Не граж­дане, ответили те, но живущие в городе. Оронт указал на тряпку, в которую было завернуто тело человека по име­ни Ксеон.

– Вам известно, что это за одежда?

Старший из негодяев, которому не было и двадцати, ответил, что это алый лакедемонский плащ, какие носят лишь спартанские воины. Очевидно, никто из этих маро­деров не мог себе объяснить, откуда здесь, в распоряжении персидских врагов, взялось тело этого человека, эллина.

Оронт стал допрашивать мерзавцев дальше. 3нают ли они в морском пригороде Фалероне место, известное как святилище Персефоны Окутанной?

Головорезы ответили утвердительно.

К моему еще большему удивлению, а также к удивле­нию остальных командиров, Оронт достал из кошелька три золотых дарика – каждый составлял месячное жало­ванье пехотинца – и протянул это богатство подонкам.

– Отнесите тело этого человека в тот храм и оста­вайтесь там, пока не вернутся жрицы. Они поймут, что с ним делать.

Тут один из командиров Бессмертных разразился про­тестом:

– Господин, посмотри же на этих негодяев! Настоя­щие свиньи! Вложи золото им в руку, и они сбросят чело­века вместе с носилками в ближайшую канаву.

Для споров не оставалось времени. Оронту, мне и коман­дирам следовало поспешить на свои места. Оронт задер­жался на кратчайшее мгновение и повнимательнее рас­смотрел лица трех мошенников.

– Вы любите свою страну? – спросил он. Вызывающее выражение на лице подонков ответило за них.

Оронт указал на тело, распростертое на носилках. – Этот человек своей жизнью защитил ее. Несите его с честью.

Там мы его и оставили, тело спартанца Ксеона, и вскоре нас унесло неудержимым потоком отступления.

В отношении того человека и рукописи оста­лось добавить лишь два последних замечания, что наконец приведет его историю к завер­шению. Как и предсказывал Оронт, Великий Царь отбыл на корабле в Азию, оставив в Греции под командованием Мардония лучшие части своего войска, около трехсот тысяч, в том числе и самого Оронта с Десятью Ты­сячами Бессмертных. Им было приказано пе­резимовать в Фессалии и продолжить боевые действия, когда время повернет к весне. С на­ступлением весны, поклялся Мардоний, не­одолимая сила войск Великого Царя раз и навсегда приведет к повиновению всю Элладу. Я тоже остался в расположении войска – исполнять должность историка.