Первая мировая война. Борьба миров - Владимир Миронов

Н. Врангель признавал: «У нас уже были призваны миллионы, а мужчин в городе (Петрограде) было столько же, как в мирное время, тогда как в Париже все, что могло, было уже под ружьем. Россия, очевидно, израсходовала лишь малую часть своей наличности, имела неограниченный запас, во Франции запасов уже не было. Одна она неминуемо скоро была бы раздавлена». И все же пока наша армия еще держалась, полного развала армии, который вскоре наступит, не было. И американцы помогали русским, чем могли. В июне 1917 г. прислали во Владивосток комиссию специалистов по железным дорогам, намереваясь в ноябре 1917 г. прислать в Россию еще 200 специалистов. Э. Рут заявил Временному правительству, что если не будет военных действий, то «не последует займов».

После одной из этих речей американца не выдержал даже министр Временного правительства, заявив переводчику: «Молодой человек, не будете ли вы столь любезны рассказать этим американцам, что мы устали от этой войны. Объясните им, что мы изнемогаем от этой долгой и кровавой борьбы». Увы, Америку это не интересовало. Наверху никого не заботили перспективы войны, как и те, кто проливал кровь, устилая трупами землю…

Показательно, что полный авантюризм таких намерений понимали самые опытные русские военные. Генерал В. И. Гурко попросил отставки с поста командующего Западным фронтом, высказав несколько «теплых» слов в адрес Временного правительства. Он пишет: «Выполняя указания Временного правительства, в свою очередь являвшегося слепым исполнителем воли безответственных Советов, я употребил бы свою энергию и знания на подготовку операций, которые во время ожидаемого наступления неминуемо должны были продемонстрировать всю беспомощность русской армии. Совесть не позволяла мне принять на себя ответственность за потоки невинной крови, которая прольется в грядущих атаках. Наше наступление могло закончиться только разгромом тех немногих все еще сохранивших боеспособность полков».

Пессимистически был настроен уже и генерал А. Брусилов. Став во главе вооруженных сил России, он, по его словам, якобы «понимал, что, в сущности, война кончена для нас, ибо не было, безусловно, никаких средств заставить войска воевать. Это была химера, которой могли убаюкиваться люди, подобные Керенскому, Соколову и тому подобным профанам в военном деле, но не я». Хотя летом 1917 г. он думал и писал иначе: «Да будет воля Божья над Россией. Победа над врагом ее бы спасла… Мне лично ничего не нужно, и никакой славы для себя я не ищу, но спасти Россию нужно. Без победы это почти невозможно, и в случае поражения она может рассыпаться, ибо анархия в полном ходу». Тогда же Брусилов телеграфирует Керенскому: «Приложу все силы ума и воли, чтобы спасти Россию и завоевания, достигнутые революцией. Мною незамедлительно будут даны указания всем главнокомандующим о принятии мер по восстановлению боевой мощи на началах воссоздания железной дисциплины и власти начальников». В поздних воспоминаниях Брусилов утверждал, что подписал оный приказ и разослал его главнокомандующим фронтами якобы «по настоянию Керенского», но что «этот приказ не был выполнен и остался на бумаге».

И тем не менее генерал Брусилов готовился к наступательной операции против немцев… 16 июня 1917 г. артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по позициям австро-германских войск. Артподготовка велась днем и ночью. Никогда затри года войны русская армия не располагала таким количеством артиллерии. В полосе прорыва русские войска превосходили противника в орудиях, в том числе в тяжелых, более чем в два раза. Проведены наземная разведка и аэрофотосъемка. Плотность наступавших войск удалось довести до 2-2,5 дивизии и 30-35 орудий на 1 км фронта, а в полосе 7-й армии, наносившей главный удар в направлении на Львов, до 44 орудий на 1 км фронта. 18 июня началась атака пехоты, имевшей на участке прорыва в целом трехкратное превосходство в людях над противником. Но и этот порыв вскоре выдохся: обозначившийся в первые дни на направлении главного удара тактический успех был эфемерным.

Авиатор снимает фотоаппаратом панораму с борта самолета

Хронику русского наступления дают дневниковые записи генерала М. Гофмана, ставшего с августа 1916 г. начальником штаба немецкого Восточного фронта. В дневнике он пишет 18 июня: «Русские наступают в Галиции. Будем надеяться, что это продолжится 8—10 дней, и тогда мы дадим им хорошенько по голове». 23 июня Гофман пишет: «Пока моя “неожиданность” будет проведена в жизнь, нужно еще подождать 10—14 дней. Будем надеяться, что русские будут энергично продолжать свое наступление». 24 июня запись: «Русские наступают огромными массами. Все отбито. Мои приготовления к “неожиданности” планомерно продолжаются». 28 июня: «Сражение в Галиции очень тяжелое, но нет никаких поводов для опасений».

Сняв с других участков Восточного фронта до пяти дивизий и перебросив 11 дивизий с Западного, немцы нанесли мощный контрудар на правом фланге русского Юго-Западного фронта. Русские стали откатываться. Части, оборонявшие Тарнополь, отступили без боя. Немцам достались гигантские запасы снарядов и продовольствия на сумму больше 3 миллиардов рублей. Налицо полнейшая катастрофа. Напрасно Брусилов будет отчаянно взывать к командованию «не только принять все меры к тому, чтобы остановить наступление противника, но энергично перейти в контратаку и восстановить положение». Выполнить сей приказ так и не смогли ни командир Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Гутор, ни сменивший его в должности генерал от инфантерии Корнилов, ни ударники.

Не помогли и усилия А. Ф. Керенского, который объезжал войска, пытаясь поднять наступательный дух армии. Л. Д. Троцкий по этому поводу иронично заметил: «Керенский разъезжал по фронту, заклинал, угрожал, становился на колени, целовал землю, словом, паясничал на все лады, не давая солдатам ответа ни на один мучивший их вопрос». Керенский сам признавал, что среди части русского офицерства за ним укрепилось шутливое прозвище «главноуговаривающий».