Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Почему британская элита не смогла оставить все эти требования без ответа? Почему граф Грей считал ограниченные — пусть даже весьма ограниченные — реформы единственным способом сохранить систему? Почему правящие круги были вынуждены выбрать, с их точки зрения, меньшее из двух зол — реформу вместо революции? Почему они не смогли употребить всю свою власть на то, чтобы подавить протест силой, не задумываясь о реформах? Почему они не поступили так же, как в свое время конкистадоры в Южной Америке или как австро-венгерские и русские монархи поступят несколько десятилетий спустя, когда требования изменений докатятся и до этих стран? Или как те же британцы поступали на Карибах или в Индии — то есть использовали силу, чтобы подавить протесты? Ответ на этот вопрос кроется в концепции благотворной обратной связи. Экономические и политические перемены, уже произошедшие в Британии, сделали применение репрессивной силы задачей одновременно и непривлекательной для элиты, и чем дальше, тем менее выполнимой. Как пишет Э. Р. Томпсон,

Иными словами, те же самые силы, благодаря которым британская элита не захотела переступить через принцип верховенства закона в истории с Черным актом, заставили ее отказаться от репрессий и силового правления, так как это снова грозило стабильности всей системы. Если отказ от верховенства закона при попытках применения Черного акта грозил лишь ослаблением той системы, которую торговцы, предприниматели и мелкое дворянство выстроили в ходе Славной революции, то установление репрессивной диктатуры в 1832 году было чревато полным ее крушением. В самом деле, организаторы движения за парламентские реформы хорошо понимали важность принципа верховенства закона и его символическое значение для британских политических институтов. Они использовали соответствующую риторику в защиту своей точки зрения. Одна из первых организаций, созданных для продвижения парламентской реформы, называлась «Хэмпденский клуб» — по имени депутата парламента, который первым воспротивился введению Карлом I «корабельного налога». Как мы видели в главе 7, это стало ключевым моментом первого крупного выступления против абсолютизма Стюартов.

Инклюзивные экономические институты вели к развитию инклюзивных рынков и более эффективному распределению ресурсов и профессиональных навыков, к дальнейшим технологическим инновациям. Все эти факторы уже в полной мере проявились в Британии к 1831 году. Подавление народного протеста и борьба с инклюзивными политическими институтами могла разрушить эти ценные приобретения, и если бы правящие круги противилась дальнейшему развитию демократии, они сами могли бы вследствие этого разрушения потерять собственное благосостояние.

Еще один аспект этой положительной обратной связи состоит в том, что под воздействием инклюзивных экономических и политических институтов верховная власть становится менее централизованной. Как мы видели в главе 8, в Австро-Венгрии и в России монарх и аристократия рисковали много потерять в процессе индустриализации и реформ. В отличие от этих стран, в Британии начала XIX столетия на кону стояло гораздо меньше: здесь не было крепостного права, доля принудительного труда на рынке была относительно мала, меньше было и монополий с сопутствующими им барьерами для входа на рынок. Стимулов цепляться за власть у британской элиты было значительно меньше.

Логика благотворной обратной связи также подразумевает, что политические репрессии разного рода становятся все менее осуществимыми, и по той же причине — этого не допускает сама суть взаимодействия между инклюзивными экономическими и политическими институтами. Инклюзивные экономические институты ведут к более равномерному распределению благ, чем экстрактивные. Таким образом они дают гражданам больше возможностей и «выравнивают» поле политической игры, даже когда дело доходит до борьбы за власть. Поэтому для сравнительно небольшой группы элиты становится труднее усмирить массу недовольных граждан силой, чем удовлетворить их требования или по крайней мере некоторые из них. Кроме того, репрессии против урбанизированного, компактно проживающего и в известной степени организованного населения эпохи промышленной революции были гораздо более сложной задачей, чем подавление выступлений небольших групп сельских жителей или крепостных крестьян.

Так благотворная обратная связь привела Британию к Первому акту о реформе (1832). Но это было лишь начало. Предстоял еще долгий путь к подлинной демократии, потому что в 1832 году правящие круги дали народу только то, что они вынуждены были дать, и не более того. Тема парламентской реформы вновь была поднята движением чартистов, в чьей Народной хартии (1838) были выдвинуты следующие требования:

• Избирательное право для любого мужчины, достигшего возраста 21 года, находящегося в здравом уме и не подверженного уголовному преследованию за преступления.

• Защита избирателя в процессе голосования.

• Никакого имущественного ценза для депутатов парламента — таким образом, избирательные округа смогут выдвигать людей по своему выбору, без оглядки на их богатство или бедность.

• Заработная плата для депутатов, которая даст возможность честному торговцу, рабочему или другому лицу служить своему избирательному округу, когда он оторван от своего дела, чтобы заботиться об интересах страны.

• Равенство избирательных округов, обеспеченное пропорциональным представительством в соответствии с количеством избирателей и не позволяющее небольшим округам блокировать голоса крупных.

• Ежегодные выборы в парламент, что является наилучшим средством от подкупа и запугивания, так как если голоса избирательных округов еще можно покупать раз в семь лет (даже при баллотировании), никакого кошелька не хватит (при введении всеобщего избирательного права), чтобы покупать их каждые двенадцать месяцев; а также потому, что депутаты, избранные всего лишь на год, не смогут игнорировать или пренебрегать интересами своих избирателей так, как они это делают сейчас.

Чартисты организовали серию массовых демонстраций, парламент постоянно обсуждал возможность дальнейших реформ. Хотя движение чартистов прекратило свою деятельность после 1848 года, эстафету подхватили Национальный союз реформ, основанный в 1864 году, и Лига реформ, созданная годом позже. В июле 1866 года беспорядки в Гайд-парке, участники которых также требовали перемен, вновь поставили вопрос о реформе на первое место в политической повестке дня. Такое давление привело к определенным результатам в виде Второго акта о реформе (1867), согласно которому общая численность электората удваивалось, при этом избиратели из числа рабочего класса теперь составляли большинство в городских избирательных округах. Вскоре было введено и тайное голосование, а также предприняты шаги по искоренению коррупции в ходе избирательного процесса — например, практики так называемых «ухаживаний» (treatings), то есть покупки голосов, в обмен на которые за избирателями «ухаживали», обычно предлагая им еду, выпивку или деньги.