Старый пёс - Александр Щеголев

— Ну вот и отлично, — сказал я Вике, перекинув её шмотки через руку. — Возьми на память. — И отдал ей секционный нож.

Пошёл, внимательно глядя на Марика. Тот всё это время неотрывно наблюдал за нами. И когда он внезапно дёрнулся, когда тревожно рванулся вперёд, я крутанулся и с разворота вмазал гадине — так, чтоб искры из глаз.

«Очки» на смазливой морде гарантированы, будут на загляденье.

Она грохнулась спиной о печь и выронила нож, которым собиралась ткнуть меня, уж не знаю, в какое место. Сознание не потеряла, я ж бил не для того, чтобы укокошить.

— В следующий раз, если тебя увижу, убью, — сказал я ей ровным голосом.

После чего ушёл уже окончательно. Пристёгивать её не стал: выгоднее, чтоб она тоже смылась отсюда. Правда, смываться в неглиже… А, ну так возьмёт Юлину одежду. Дашь на дашь, как сказал бы Арбуз.

Пока длилась вся эта мелодраматическая сцена с объяснениями и раздеваниями, Искандера пропустили через шлагбаум (штатный охранник подтвердил по телефону, дескать, хозяин ждёт гостя). Потом Юля с трудом одевалась, а я закрывал диван простынёй, как ширмой, и едва удерживался от того, чтобы ей помочь. Потом я вспомнил…

— Марик! В комнате для убийств была видеокамера! Ты вытащил карту памяти — или что там в ней было?

— Камера винтажная, в ней была кассета. Вытащил, конечно.

— Ещё у него где-то должен быть «алтарь» с красным знаменем, с фотками и пробирками с кровью. Не нашли?

— Нет, не видели. Но искать уже некогда.

Было видно, что к воротам подъехал микроавтобус с затенёнными стёклами; вероятно, за рулём был Искандер. Послушный охранник нажал на кнопку, впуская машину.

Внезапное возбуждение меня не отпускало:

— Ещё где-то должен быть архив с видеозаписями! Марик, это очень важно, там всего его жертвы. Видел какие-нибудь компьютеры?

— Ноутбук из кабинета я забрал, — вставил Миша, похлопав по рюкзачку в руке.

— Видел систему управления домом, — сказал Марик. — Здесь почти всё автоматизировано. Система обнулена, думаю, без шансов восстановить. Видел шкафы — отдельно для дисков, отдельно для кассет. Тоже пустые.

— Не успел перевезти, значит, — огорчился я. — Если наручников в доме нет… Медленно обживается, гад. Осторожный. «Алтарь», конечно, тоже остался в другом логове…

Погрузились в микроавтобус. Юлю я нёс на руках. Ей было нехорошо, знобило, не хватало воздуха, руки и ноги были холодными. «В какую больницу? — шепнул я ей. — Есть у тебя где-нибудь завязки?» «Домой, Серёжа…» «К тебе пока нельзя». «Марик сказал, у него большая квартира. Туда». «Что делать с кровопотерей?». «Можно ничего не делать, лежать пару недель и фрукты кушать. Само восстановится. Но я позвоню, плазму дадут, сколько попрошу. Капельницу ты поставишь. Справимся». «Звони сейчас, сразу и заедем».

— Я на Чугунных Воротах бросил УАЗ, — сказал я громко. — Улица такая — Чугунные Ворота. Сделаем пересадку.

— Нет проблем, — отозвался Искандер с водительского места.

— А ведь здесь рядом прямо сейчас хоронят Франкенштейна, — вспомнил Миша. — Ну да, на Кузьминском! Сергей, будете заезжать? О Юлии Адамовне, я уверен, ваш сын позаботится не хуже вас.

— Без меня закопают, — сказал я. — Радика Франковского я не хочу видеть ни живым, ни трупом, ни на фото в некрологе.

Миша Брежнев провожал нас: открывал ворота. Потом закроет, когда уедем. Он оставался встречать своих коллег — и заодно прикрывать нас, если понадобится. Он спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Ладно, как договариваемся?

Ответил Марсель:

— Для начала обзаведись телефоном, о котором никто, даже домашняя кошка, не знает. С него свяжешься с Сергеем Михайловичем — там и договоритесь.

— Как я узнаю номер?

— Код будет девятьсот пятьдесят восемь, его запомни сейчас. Остальные цифры зашифрую. У тебя в смартфоне есть инженерный калькулятор? Да должен быть, как не быть! Пришлю на твой обычный телефон SMS с цифрами. Это будет папин номер, записанный в восьмеричном коде. Введёшь его в калькулятор и переключишься в десятичный код — получишь нормальный номер, десятичный. А федеральный код я тебе назвал.

— Справлюсь. Что, вообще, дальше-то? — спросил он теперь больше у меня.

Но ответил опять Марсель:

— Доиграем в игру «камень-ножницы-бумага».

— Чего-чего? — произнёс ошалелый опер, который очень многого в этой жизни не знал.

Когда-то, давным-давно, в этом длинном кирпичном здании располагалась ткацкая фабрика, и оно великолепно подходит для задуманного дела. Торец — это глухая стена, без окон, без выступов, лезть по нему не сложнее, чем по тренировочному скалодрому. Постройка старая, цемент между кирпичами разрушился и осыпался, что сильно облегчает подъем. Во-вторых, строители ещё только приступают к ремонту, намереваясь превратить убогий корпус в престижное жильё с лофтами, так что пока — никакой охраны, и вообще — никого. Наконец, главное. Другим своим торцом — тем, что в противоположном крыле, — этот корпус выходит как раз на здание, где живёт Франковский.

Так что путь ясен, и ночь в этом деле — верная помощница героя.

Герой в «чеченке», то есть в раскатанной вязаной шапочке. Ну, или в балаклаве, если кому-то первый вариант кажется оскорбительным. Никаких альпинистских приспособлений, достаточно силы пальцев, силы рук и растяжки ног. И ещё в помощь обувь — жесткая, с кантом и резиновой подошвой. Надёжно цепляясь за щели в цементе, подтягиваясь и закрепляя ноги в разрывах между кирпичами (и никуда, абсолютно никуда не торопясь), герой поднимается по стене до самого верха. Переваливается через низенькое чугунное ограждение, и вот он на крыше.

Эта не та крыша, ему нужна другая. Аккуратно ступая, чтобы не громыхать покрытым ржавчиной железом, а также чтобы не свалиться по скату, он доходит (никуда не торопясь!) до противоположного конца длинного-предлинного корпуса. Встаёт на краю. На расстоянии нескольких метров — торец следующего корпуса, обжитого богатыми владельцами лофтов. Того, где была в прошлом кондитерская фабрика. Где на последнем этаже в своей ангароподобной квартире живёт Радик Франкенштейн.

Между двумя торцевыми стенами предусмотрен проезд, но сравнительно узкий, технический. Для прохождения транспорта, едущего в одну сторону. Его предстоит преодолеть.

Герой вынимает из рюкзака бухту верёвки с привязанным на конце штурмовым крюком-«кошкой». «Кошка» с четырьмя заострёнными лапами. Отличный абордажный инструмент. Отмотав сантиметров тридцать от крюка, он принимается раскручивать верёвку и отпускает конец, целясь в ограждение. Попадает с первого раза. Дергает: крюк держит надёжно. Натягивает верёвку, привязывает её уже на этой стороне и, сосредоточившись, переползает на соседнюю крышу.